Перейти к основному содержанию

Там, где доверились Коменскому

Школьная реформа в Бельгии

В Бельгии существует развитая сеть детских яслей и садов. Любой ребёнок может посещать детское дошкольное учреждение: до двух с половиной лет — ясли, а с двух с половиной и до шести лет — детский сад.

В соответствии с реформой 1983 года в стране введено обязательное школьное обучение для детей и подростков до 18-летнего возраста. В течение последних двух лет пребывания в школе учащиеся в возрасте 16-18 лет могут выбирать между полной программой обучения и сокращённой. Последняя отводит для освоения предметов 340 часов в год, или 15 часов в неделю. В оставшееся время учащиеся имеют право работать в частных мастерских, магазинах, на небольших предприятиях. Специалисты отмечают, однако, что в условиях безработицы (в стране около 500 тыс. безработных) и из-за недостаточной продуманности сокращённого курса обучения часть молодых людей в свободные от школы часы просто болтается без дела.

В Бельгии исторически сложились, а затем были конституционно утверждены три типа школьного обучения: так называемые “свободные школы”, городские или провинциальные школы, государственные школы.

“Свободные школы” на 90% являются католическими, открытыми и содержащимися церковью. Во втором случае учредителями выступают городские власти либо власти одной из девяти провинций Бельгии. Местные органы при этом имеют определённую свободу в распределении часов по предметам или практическим занятиям в соответствии с местными потребностями, учитывая фламандский или франкоязычный состав населения. Государственные школы полностью находятся на содержании государства. Однако оно субсидирует в значительной степени как “свободные”, так и городские и провинциальные школы.

Учащиеся начальных классов проводят в школе значительную часть дня. Расписание построено следующим образом: 4 часа занятий утром, затем обеденный перерыв до двух с половиной часов и ещё 2 учебных часа после обеда. Обеды в большинстве случаев платные.

После уроков ученики могут оставаться в школе для выполнения домашних заданий под присмотром учителей. Работа по усвоению и закреплению учебного материала проводится в основном в классе, а на дом даются минимальные задания.

В соответствии с реформой системы образования в начальной школе в качестве обязательного предмета вводится второй национальный язык (во франкоязычных школах — фламандский и во фламандских — французский). Обучение по всем предметам, кроме физвоспитания и второго языка, ведёт один учитель. В течение всех 6 лет учащиеся начальной школы сдают экзамены два раза в год — зимой и летом.

После получения свидетельства об окончании начального обучения ученик переводится в среднюю школу. Некоторое время назад в бельгийской педагогике отказались от тезиса “не существует плохих учеников, а есть лишь плохие учителя”. Успеваемость, по мнению бельгийских педагогов, определяется разным уровнем способностей учащихся и их разной направленностью. Если объективно квалификация учителя не вызывает сомнений, то оставление ученика на второй год для повторного прохождения программы не влечёт за собой ни дисциплинарных, ни общественных мер воздействия на педагога.

Признание различия в уровнях подготовки и способностей учащихся привело к созданию в средней школе специальных параллельных классов, так называемых “IБ”, которые формируются из слабых учеников, испытывающих затруднения в освоении тех или иных дисциплин. Для таких классов разрабатывается особая упрощённая программа, что, естественно, сказывается при окончании средней школы. Теоретически допускается, что ученик из “IБ” класса при наличии успехов может быть переведён в “нормальный” класс. Однако программа для отстающих составлена с упором на профессиональную подготовку.

Средняя школа включает в себя три двухгодичных цикла. Первый цикл — цикл наблюдения, с которого, кстати, начинается предметное обучение. Как и в начальной школе, учащиеся сдают два экзамена в год, а преподаватели выявляют наклонности детей, их способности к тем или иным наукам. Все они, за исключением класса “IБ”, занимаются по общей программе и по единому расписанию. Решение о переводе ученика в следующий цикл принимает так называемый совет класса, который состоит из преподавателей.

Второй цикл — цикл ориентации. На основании наблюдений и по согласованию с родителями школьников ориентируют на изучение точных, прикладных либо гуманитарных наук. Здесь составляется более гибкое расписание. На пять обязательных предметов, таких, как религия или мораль, родной язык, а теперь ещё и второй государственный язык, история, география и физическое воспитание, отводится в общей сложности 13-15 часов в неделю. Одновременно дирекция школы активно использует право увеличивать количество часов для изучения дисциплин, на которые ориентируется та или иная группа учащихся. В этот период возможны переходы детей из одной группы в другую, если в ориентации была допущена ошибка.

Одновременно осуществляется обучение основам некоторых профессий, также в соответствии с ориентацией. В течение второго цикла организуются специальные комиссии из владельцев мастерских, специалистов, представителей промышленных предприятий, которые дают заключение о степени освоения учениками профессиональных навыков.

И, наконец, третий цикл — цикл специализации. В соответствии с избранным направлением для школьников составляются расписания и программы, позволяющие им совершенствовать свои познания в науках, к которым они проявили наибольшую склонность. В заключение цикла юноши и девушки получают дипломы, дающие им право без вступительных экзаменов “записаться” в высшее учебное заведение, за исключением военных и некоторых вузов, которые готовят инженеров по ряду прикладных наук. Однако этого права оказываются лишёнными те, кто после начальной школы попал в класс “IБ”, поскольку их программа была значительно слабее. Некоторые поступающие в вуз для углубления знаний продлевают своё пребывание в средней школе ещё на один год, в течение которого занимаются по особым программам.

Осуществляемая реформа предполагает, что с первого года обучения в средней школе в программу вводится предмет информатика. Правительство выделило соответствующие средства на приобретение для школ компьютерной техники. Многие фирмы проявляют большую активность, чтобы продать министерству просвещения свои образцы.

Другое нововведение — ограничения на переходы из группы в группу в период второго цикла, т.е. цикла ориентации. Такой мерой планируется стабилизировать состав учащихся в классах и сократить число учителей. Предусмотрены и другие меры, которые вызывают недовольство среди педагогов, поскольку вынуждают директоров школ “разрушать” сложившиеся педагогические коллективы.

В стране существует три типа высших учебных заведений: университеты (срок обучения до 5 лет и больше), вузы с программой обучения в 4 года и вузы с сокращённой программой обучения (3 года). Университетский диплом котируется выше. Так, учитель с университетским дипломом имеет право преподавать в старших классах средней школы, а выпускник пединститута с трёхгодичным курсом обучения допускается к преподаванию лишь в первых трёх классах средней школы.

Тимофеев Л., г. Брюссель., Учительская газета, 1986, 30 окт.

Время перемен

СНОВА И СНОВА ловлю себя на мысли: до чего же всё похоже, словно и не пересекала двух границ и сижу себе где-нибудь в Рязани или в Донецке. Те же проблемы, те же жаркие дискуссии, как и чему учить современных детей, нужен ли лоцман всей школьной флотилии, или положиться на капитана каждого судна и его команду? По одному ли фарватеру всем плыть? Почему весёлые и любопытные мальчишки и девчонки, словно старики на садовой скамейке, дремлют на уроках или, напротив, становятся сатанински неуправляемыми? Почему школу они любят всё меньше и интерес к знаниям катастрофически падает? Почему, наконец, всё шире пропасть между учителями и родителями, всё отчётливее тяга подростков к неформальным объединениям? Почему, отчего?

Пока однозначных ответов у болгарских коллег нет. Есть искреннее и заинтересованное желание найти выход из реальной ситуации, сложившейся в народном образовании. Болгария раньше нас на четыре года начала перестройку в школьном деле. Пока, как справедливо говорили мне и в министерстве, и на местах, добиться желаемого результата не удалось. Речь шла о главном — о выпускниках школ. Их хотели бы видеть более образованными, воспитанными, более готовыми к трудовой жизни.

– До окончания школы держим взрослых людей в ползунках,— горько сострил директор главной инспекции министерства Зарко Гогов.

Мой собеседник был далёк от мысли защищать честь мундира. Напротив, то, как горячо и заинтересованно говорил он о необходимости нового подхода к решению проблем школы, оценивал новые, конструктивные идеи, рождённые жизнью, убеждало в том, что в высшем эшелоне болгарского народного образования уже образовался некий заслон консерватизму, убаюкивающему самоуспокоению.

– Единую общенациональную политику в области образования мы сохраним,— говорил Гогов,– но мы должны раскрепостить школу от жёсткой регламентации, от инструкций, предписаний и прочих указаний. Нелепо,– продолжал он, доверять коллективу учителей сотни детей, а выбрать себе руководителя запрещать. Кому же, как не учителям, нужен уважаемый, признанный по заслугам лидер?

Но вернёмся к разговору с Зарко Гоговым. Он показал мне увесистую стопку ярких, на вид очень привлекательных брошюрок.

– Это то, что мешает свободно дышать школе,– заметил он,– что портит климат и отлучает детей от учителей. Это то, отчего мы мужественно отказываемся. Это наши предписания.

Не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, что школа в Болгарии остаётся теперь без руля, без ветрил. Разумеется, нет. Но учитель получает куда больше возможностей решать самому, какими методами и приёмами, выбрав какой учебник, дополнительную литературу, донести до учеников свою долю знаний, пробудить в них стойкую потребность пополнять запасы этого довольно скоропортящегося продукта в наш безудержно развивающийся век НТР.

Признаюсь, было приятно слышать. а главное видеть, как болгарские друзья ломают привычные стереотипы и как бы выводят недавно ещё пассивного ученика в соучастники на всех этапах учебного процесса, прислушиваются к его голосу на педсоветах (раньше-то, Боже упаси, его в эту святая святых), передают многие школьные дела ученическому самоуправлению.

У НАС БЫТУЕТ ФРАЗА: “Реформа школы буксует на учителе”. Трудно найти более несправедливое суждение. В Болгарии говорят иначе: “У нас учитель окружён невыполнимыми требованиями”. Куда более объективно.

– Годами общество дистанцировалось от школы,– объясняли мне,– семья тоже как-то постепенно устранилась от воспитания. Объявить учителя виновным во всех неудачах просто грех. Всем миром надо исправлять положение.

В стране идут сейчас большие изменения в управлении народным хозяйством. Создано новое министерство культуры, науки и просвещения. Название говорит само за себя. Ясно, что школа и по официальной линии управления выходит за узковедомственные рамки.

Отказ от жёсткой регламентации в работе школ даёт широкий простор инициативе и зависимости от возможностей каждой из них, от местных традиций и так далее. Например, уже далеко не первый год в республике практикуется конкурсное замещение вакантных учительских мест, однако до сих пор мнение педагогического коллектива практически не учитывалось при окончательном отборе кандидата. Теперь положение меняется. Коллектив получает право голоса. И уже начинает им пользоваться.

Много лет проработал в софийской гимназии имени А.С. Пушкина, где преподавание гуманитарных предметов идёт на русском языке, математик Максим Бурханларски. Об этом замечательном учителе, разработавшем принципиально новую теорию по составлению уравнений элементарной математики, на основе которой ему удаётся успешно учить и выучивать каждого ученика, неоднократно рассказывала газете болгарских учителей “Учительское дело”. Даже средние ученики Бурханларски дают фантастическое количество вариантов решений задач по алгебре и геометрии. Я видела тетради со ста и более вариантами. Все, кто учится у этого учителя, справляются без всякого труда с официальными контрольными работами не ниже чем на пять баллов (в Болгарии шестибалльная система оценки знаний). Его ученики давно не знают, что такое домашнее задание, а главное уроки для них — увлекательные занятия, а не ненавистное обязательное отсиживание. Более семи тысяч математиков подхватили и пользуются открытием коллеги (это открытие, кстати, зарегистрировано в 1976 году институтом авторского права страны). Но... к сожалению, до последнего времени не было официального признания творческого поиска школьного учителя. “Ни нет, ни да!”. Только журналисты старались, только коллеги ехали поучиться...

Теперь времена меняются. Учитель ушёл, было, в другую гимназию, хотел доказать, что совсем чужих ребят максимально быстро научит справляться с премудростями математики, но учителя-пушкинисты решили иначе: нечего такой жертвой (уход из родной школы) доказывать и так очевидное. Тайным, дружным голосованием избрали его обратно, причём на должность завуча.

– Признаюсь, я дрожал. Сколько же будет против?– рассказывал Максим,– а оказалось, все “за”.

Победа учителя. Победа коллектива. Победа демократии. Надежда на признание...

ПРОБОВАТЬ, ИСКАТЬ. А ПОДЧАС не бояться и рискнуть — в современной школе без всего этого, похоже, не обойтись. В знаменитой на всю Болгарию 21 варненской математической гимназии имени Петера Берона не побоялись многое изменить, хотя, казалось бы, чего ещё желать: ученики поступают по конкурсу после седьмого класса, учатся прилежно, во все вузы дороги для них надёжно накатаны. Но здесь убеждены: застояться, значит, отстать. И активно взялись за поиск... малышей. Так появились в гимназии младшие и средние классы для одарённых ребятишек. На первый взгляд не класс, а группа. Всего-то четверо-пятеро, а то и двое детей. Учат их по опережающей специальной программе. Отбор в такие классы очень жёсткий. И педагогический, и медицинский.

– Наша цель как можно раньше обнаружить не просто способных детей, а с выдающимися способностями и создать для них наилучшие условия, чтобы в конце концов страна получила специалистов высшего класса,– делился со мной директор гимназии Георгий Николов.

Это только одно направление поиска. Второе — исключительное доверие к каждому учителю, отказ от какого-либо вмешательства в его лабораторию.

Ещё новшество. Педагогический совет решил увеличить число часов на изучение иностранных языков. Вот вам и математический уклон. Здесь рассудили так: не может современный специалист, например, в области электроники обойтись без английского. Огромный поток научной литературы идёт на русском. И его нельзя знать плохо. Разъяснили свои суждения ученикам и родителям, помудрили над расписанием. Первый год (восьмой обучения) иностранные языки получили по числу часов явное лидерство.

Всего в этой гимназии свыше тысячи учеников, а среди учителей — треть её выпускники. В целом коллектив — единомышленников. Свыше ста внеурочных занятий по интересам могут выбрать ребята в гимназии. Для этих подростков практически отпадает проблема профориентации.

...В ЛЮБОМ ДЕЛЕ ВАЖЕН настрой. Настрой болгарских педагогов всех рангов на добрые перемены в системе образования, на использование собственного и зарубежного опыта.

И впрямь хорошие слова: дорогу осилит идущий.

Орлеанская А., София-Москва, Учительская газета, 1988, 7 января.

 

Удивляется каждый, кто побывал

в школе посёлка Тёрёбалинт под Будапештом

Знают о ней не только в Венгрии. Едут делегации из соседней Австрии, из ФРГ, Англии, Франции, Италии, из многих других стран. И — не напрасно.

Удивляешься здесь на каждом шагу. Если в обычной школе 12 обязательных предметов, то здесь половину из них можно выбрать. Если в любой обычной школе полно отстающих, то в этой всего 3-4 человека. Если в обычной школе дети часто болеют, то здесь все здоровы. Если, наконец, в обычной школе 2-3 урока физкультуры, то здесь их шесть, а точнее, гораздо больше, потому что секции футбола, баскетбола, каратэ,  дзюдо, плавания, лёгкой атлетики функционируют с предельной нагрузкой.

Спрашиваю директора, доктор Жолнаи:

Наша школа — экспериментальная. Поэтому нам были нужны и разрешение министерства, и солидные субсидии — более миллиона форинтов. Но те, кто теперь решает работать по нашей модели, в разрешении не нуждаются. Кто же станет возражать, если результаты лучше самых высоких международных стандартов? Основа нашей работы — типовой учебный план. Но к нему мы добавили двадцать предметов по выбору. В зависимости от способностей школьников, их интересов и склонностей составляем собственные учебные программы, сами их утверждаем на педагогическом совете и сами пишем учебники. Каждый учитель — автор учебника. Печатаем их на ротаторе. Сколько в вашей школе иностранных языков? Один? А у нас пять: английский, русский, французский, немецкий и японский. Наиболее талантливые изучают сразу три языка, но в первом классе — только один, обязательный для всех. Русский язык тоже для всех, но только с 4-го класса.

– А японский?

– Этого языка у нас могло и не быть. Но нам повезло. Из Японии вернулась домой архитектор Киш Шандорме. Японским владеет, как родным. Когда мы спросили ребят, кто хочет его изучать, отозвались человек двадцать. Так архитектор оказалась за учительским столом. У Шандорме восемь часов в неделю, но платим мы ей больше, чем преподавателям европейских языков. Право распоряжаться фондом зарплаты принадлежит исключительно директору. Точно так же, как приём на работу.

– И никаких трений?

– Никаких. Все знают о наших порядках и принимают их добровольно. Разве не ясно, например, что написать учебник японского не каждому по силам? Точно такое положение и с учительницей Евой Галице. Она профессиональный балетмейстер. Благодаря ей все наши дети отлично танцуют.

– И когда же ваши школьники начинают выбирать предметы?

– С четвёртого класса, но родной язык, история, физкультура, обществоведение, литература обязательны для всех.

– А математика? Химия? Физика?

– Только по выбору! Конечно, у нас меньше математиков, чем в обычной школе, но зато какие это математики! На соревнованиях — первые и вторые дипломы, как правило, наши. И по физике также. И по химии. Но я не разделяю мнения, что математика — лучший предмет для развития мышления.

– И что же ваши ребята могут выбрать, если, скажем, с физикой они не в ладах?

– Я говорил уже: выбор большой. Можно даже выбрать ткачество, машинопись, стенографию.

Рядом с кабинетом директора в просторном зале группа ребятишек разного возраста разучивала чардаш. Танцоры, положив руки друг другу на плечи и образовав круг, старательно, но с азартом отрабатывали сложные движения.

– Это самодеятельность?

– Нет, — ответил Жолнаи, — обычный урок.

В кабинете японского языка дети — их было всего девять человек — вычерчивали в тетрадках сложные иероглифы и поочерёдно выходили к доске, упражняясь в разных формах японских церемоний.

– Чтобы знать язык,– заметил Жолнаи,– надо знать и культуру народа.

“Математиков” мы застали в компьютерном классе. Они даже не заметили нашего прихода, поглощённые работой и фигурами, которые одна причудливее другой возникали на экранах дисплеев. Подошёл учитель: “Каждый ищет решение, которого нет в учебнике”.

Зашли в библиотеку. Огромный зал, удобные полированные столы с каким-то сложным подсветом, стеллажи. Библиотекарь Анна-Мария Магеш заговорила со мной на чистейшем русском языке (в прошлом году она окончила Ленинградский библиотечный институт).

– Работой я очень довольна, ведь пользование фондами у нас на полном доверии. Каждый может подойти к стеллажам и взять, что ему требуется. И ни одна книга не пропала.

Директор показал мне образцы учебных пособий, составленных педагогами. Приведу лишь их перечень: самосознание, окружающая среда и культура, человековедение, английский, немецкий, русский, французский, японский языки, икебана, природоведение, естествознание, растительный и животный мир, моделирование, шахматы, кроссворды, вычислительная техника, охрана памятников архитектуры, самообразование. Напечатано на ротаторе, аккуратно переплетено. На обложке фамилия автора и название пособия.

Школа в Тёрёбалинте работает в одну смену. Занятия начинаются в 8 часов, заканчиваются в 4 часа дня. С 12 до 14 часов — отдых. Многие проводят его в спортивных секциях.

И последнее. Иожеф Жолнаи не только директор, но и учёный. Недавно одна за другой вышли две его монографии: “Педагогика в тупике?” и “Педагогика рядом с практикой”.

Кумарин В., Будапешт-Москва. “Учительская газета”, 1989, 31 января.

 

Красивый мальчик

– У тебя кашель? Может быть, пропустишь школу? — осторожно спросила я.

– Ты что!– сын выскочил из кровати и начал демонстративно делать зарядку.

О, господи! Уже вторую неделю он безумно спешит в школу. С чего бы это? Ему скоро 12, он учится ежедневно, кроме субботы и воскресенья, с 9 до 15 часов. И рвётся в школу, как... как... Я ищу сравнения. Как во двор к ребятам играть в футбол. Это единственное, с чем я могу сравнить его порыв. Но теперь он играет в регби.

В первый день ему сказали:

1. Как мы рады, что ты будешь учиться у нас! (Директор).

2. Какой ты красивый! (Учитель).

3. Он так хорошо одет, вы правильно подобрали форму. (Директор родителям в присутствии ребёнка).

4. Он не говорит по-английски? У нас 23 таких ребёнка, и нет никаких проблем — научим. (Учитель — нам).

Во второй день сын нам сказал:

1. Меня называют “дарлинг” (дорогой) и Павлик. И всех ребят так называют. И на листочках с заданием подписывают ласковое имя, как дома.

2. Когда учительница делает замечание, она говорит: “Извини, но мне показалось, что ты очень шумишь”. Но, если нужно, можно во время урока подойти к товарищу. (Тут, мам, я вообще обалдел!) И взять у него нужную вещь. За это замечание не делают, только не нужно мешать.

3. Когда мы расшумелись, учительница сказала, что все мы зелёные картошки и маленькие лягушки.

4. У них две оценки: хорошо и ничего, если не всё выполнил.

5. В туалете есть туалетная бумага! А все стенки разрисованы красивыми картинками.

6. Мы писали сочинение на тему “Ты веришь в НЛО?” с рисунками. Самые интересные повесили в коридоре.

7. Все ребята говорят “спасибо” и “извини”. Очень вежливые. Но когда надо подраться — дерутся.

8. Ребята спрашивали, как меня зовут, сколько мне лет, где я живу, ну ещё что-то, я забыл. Нет, кто мой папа, не спрашивали. Им это неинтересно.

Через пять дней я увидела:

1. Им ничего не задают на дом!

2. Классную работу они делают на листках, где отксерокопировано задание: окружить нужный ответ, ставить нужное слово, списать правильную цифру... Как в разделе шарад и головоломок.

3. Один день в неделю полностью спортивный.

4. За две недели учёбы сын вместе с классом побывал на концерте в оперном театре, плавательном бассейне, и сегодня они едут в “Центр обучения жизни” — все поездки не после школы, а во время учебного дня! Естественно, экскурсии за счёт родителей.

Что такое “Центр обучения жизни” — это отдельный и очень интересный рассказ. А пока я с нетерпением жду сына из школы, обычной государственной (бесплатной) австралийской школы. Он с порога начнёт взахлёб делиться впечатлениями...

Илларионова Т., Сидней, Литературная газета, 1989, 13 дек.

 

 

“У нас все школы экспериментальные”

Главное впечатление, которое остаётся после посещения английских школ,- это то, что школы разные. Сложившаяся система образования в стране децентрализована, школам предоставлена большая самостоятельность. Не случайно на вопрос о том, есть ли в Англии экспериментальные школы, обычно отвечали: “У нас все школы экспериментальные”. И действительно, директора, учителя учебных заведений пользуются большой свободой. Каждая школа сама составляет учебный план и учебные программы. Конечно, они следуют рекомендациям органов управления образованием, но английские школы, пожалуй, наиболее автономны по сравнению со школами других стран.

В ПОДОБНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ школьного образования немало положительных черт. Учителя вовлечены в разработку содержания и методов обучения. Больше, чем при централизованных системах, учитываются региональные и местные особенности, интересы детей. Однако есть и минусы. Государственным органам управления трудно следить за поддержанием определённого уровня образования. Поэтому с конца 70-х годов в Англии началось движение за разработку общего “ядра” в содержании образования для всех школ, что позволило бы всем детям страны получать определённый минимум знаний.

В 1988 году правительство консерваторов приняло Закон о реформе образования, который усиливает центральную власть и вводит обязательное изучение во всех средних  школах трёх предметов: английского языка, математики и естествознания, и ещё семи предметов, среди которых история, география, технология, иностранный язык, физкультура, искусство, музыка. Разрабатываются и общенациональные программы по этим предметам. Если принять во внимание, что раньше в большинстве средних школ обязательными были лишь английский язык, математика, физкультура и религия, то новый список предметов значительно увеличивает требования государства к образованию.

Всё это касается, однако, лишь неполной средней школы. В полной средней у учеников сохраняется большая свобода выбора. В некоторых школах на этой ступени вообще нет обязательных предметов.

В инструкциях Департамента образования и науки лишь указывается, что на обязательные предметы должно отводиться в неполной средней школе около 75 процентов учебного времени. Оставшееся время посвящается предметам по выбору.

ГОРДОСТЬ английской системы образования — начальные школы. Их работу приезжают изучать педагоги многих стран мира. Начальные школы располагаются отдельно от средних. Они, как правило, небольшие — на 150-300 учащихся. Учатся в них дети в возрасте от 5 до 11 лет.

Что же привлекает в начальных школах Англии?

Наиболее интересным, на мой взгляд, является организация содержания образования, а также методы и формы обучения. Дети изучают примерно те же области знания, что и в советских начальных классах — родной (английский) язык, математику, получают сведения по естествознанию, обществоведению, занимаются рисованием, физкультурой, изготовлением поделок. Однако содержание образования, как правило, не разбито на предметы, а представлено в виде комплексных программ или проектов. Английские педагоги считают, что дети начального школьного возраста воспринимают мир как нечто целостное, им легче заниматься по таким программам. На месяц, полтора или два планируется проект или тема для изучения. Например, тема “Мосты”. В неё включаются занятия математикой (счёт, измерения), родным языком (обсуждение, письменные работы), обществоведением (знакомством с типом мостов в других странах, в других эпохах), природоведением (экскурсии, наблюдение), рисованием (эскиз моста).

Одна из школ Лондона — начальная школа Гиллеспи (все школы имеют не номера, а названия или имена) расположена в старом кирпичном здании. Во дворе детская площадка, где дети играют во время перемен. Здесь есть место как для спокойных, так и для подвижных игр. В школе 195 детей. Работает и дошкольная группа для детей в возрасте от 3 до 5 лет. Занятия начинаются в 9 часов утра и заканчиваются в 15.45. В середине дня перерыв на обед, а также несколько перемен. Детей дошкольного возраста обычно после обеда забирают домой.

Ни в одной из начальных школ я не видела парт, тем более рядов. Дети сидят за столиками, которые легко передвигаются. Учителей начальных школ готовят к такой работе с детьми в небольших группах. В одном из классов 9-летние ученики были разделены на две группы по 10 человек. Одни делали задание по математике. Другие — за столиками, сдвинутыми в квадрат, готовили тесто для печенья. Учительница подходило то к одной, то к другой группе, помогала, объясняла, если что-либо было непонятно. Большое внимание уделяется практическим работам, опытам, экспериментам, особенно на занятиях по естествознанию.

Важное значение придаётся развитию социальных навыков, умению общаться. Когда 10-летняя ученица водила меня по школе, я обратила внимание на то, что дети не ссорятся, мирно играют на перемене. Я спросила её, бывают ли у них ссоры, драки. Девочка ответила отрицательно.

Одно из самых больших впечатлений от начальных школ — свободная доверительная обстановка, которая в них царит. Этому способствует не только целенаправленная работа по воспитанию детей в духе терпимости, доброжелательности, но и сама организация учебного процесса. Программы не перегружены. У учителя есть время поговорить с детьми, обсудить их проблемы.

СРЕДНИЕ ШКОЛЫ в отличие от начальных, как правило, крупные — на полторы или две тысячи учащихся. В них занимаются дети с 11 до 16 лет (возраст обязательного обучения — 5-16 лет). Затем желающие продолжить образование в вузе или просто углубить знания, а также получить предпрофессиональную подготовку поступают в двухгодичную полную среднюю школу. Если до конца 60-х годов средние школы были разделены на три типа (грамматические, профессиональные и современные средние, дающие общее образование без права поступления в вуз), то теперь подавляющее большинство детей учится в объединённых или всеохватывающих школах. Родителям предоставлено право отдавать ребёнка в любую школу, если в ней есть места.

Обстановка в средних школах не такая свободная, как в начальных, но тоже достаточно демократичная. Учителя обращаются с учениками уважительно. Преподавание строится по предметам. Длительность урока в разных школах различна — от 35 минут до 1 часа. Если урок длится 35 минут (это происходит в большинстве школ), то проводятся сдвоенные уроки по тем предметам, на которые отводится чётное количество часов. В день — 8 уроков, или 4 сдвоенных с часовым перерывом на обед и двумя переменами. Учебная неделя во всех учебных заведениях пятидневная.

Предметов в средних школах Англии не так много, как в советских. Закон требует изучения десяти предметов, но в порядке, определяемом самими школами.

Сейчас доля обязательных предметов увеличилась. Но эта мера правительства встречает большое сопротивление учителей — многие выступают за большую свободу выбора, что стало в Англии традицией.

Кроме дифференциации по интересам, существует дифференциация по способностям. Реформа 1988 года вводит десять уровней содержания образования. Это означает, что учебный материал по всем предметам делится на 10 последовательных уровней для детей от 5 до 16 лет. Предполагается, что каждый ученик двигается своим темпом. В каждом классе могут быть учащиеся трёх уровней, которым предлагаются соответствующие задания. Такое деление очень трудно провести в одном классе. В школе могут создаваться группы из одарённых учащихся одной параллели по тому или иному предмету. Большое распространение получают временные группировки по успеваемости, особенно по математике и иностранному языку.

В английских школах нет перегрузки, характерной для советской школы. Учащиеся изучают меньше предметов. И программы не так насыщены — в них меньше абстрактного материала, меньше дат, фактов, теорем, формул, которые нужно заучивать.

Многие из школ по собственной инициативе разрабатывают курс “Личное и общественное развитие”. Обеспокоенные ростом проблем у молодёжи, таких, как наркомания, преступность, отчуждённость, английские педагоги начали вводить данный курс. В нём рассматриваются проблемы становления личности, отношений человека и общества, ученика со школой, полового воспитания.

Содержание и методы обучения в средней школе направлены на выявление и поддержание у учащихся интереса к учёбе. Существует большой выбор учебников — ярких, богато иллюстрированных, написанных живым, увлекательным языком, на уроках по естествознанию большая часть времени посвящается лабораторным работам, экспериментам. На занятиях по общественным дисциплинам большое место отводится обсуждениям, дискуссиям.

Интересовалась я в Англии и домашними заданиями. И опять — в разных школах всё по-разному. В начальных школах уроков, как правило, не задают. В одной начальной школе мне сказали, что задают уроки в старших классах два раза в неделю. В одной из средних школ каждый день задают домашнее задание по одному предмету.

По-иному происходит в английских школах и оценка работы учащихся. Здесь нет такого жёсткого контроля, как в советских школах. Домашние задания проверяются, но отметки за них не всегда выставляются. Регулярно по основным предметам проводятся контрольные работы (тесты успеваемости) — раз в две или три недели. Оценки ставятся по-разному. В одной школе учитель оценивал письменные работы 10-летних учеников словами в их тетради “Хорошо”, “Прекрасно” или “Подойди ко мне” (это означало “плохо”).

И ещё. Как и во многих других странах, английские учителя получают меньшую зарплату, чем представители многих других профессий. Однако условия работы, по крайней мере в тех школах, которые я посетила, показались мне лучшими, чем у нас в стране. Меньше наполняемость классов — за исключением школ в густонаселённых районах больших городов. Занятия идут в одну смену. В некоторых школах удобные учительские комнаты, буфеты для учителей. Большая нагрузка — составление учебных программ учителями. Но это — одна из наиболее интересных сторон работы английского учителя, так как даёт простор для творчества.

Воскресенская И., “Учительская газета”, 1991, № 15.

Если учитель в Америке скажет ученику: “Ты дурак”, его ждёт суд

Наталия и Олесь Сич — граждане Соединённых Штатов Америки. Ей 23, ему 28. Их предки жили на Украине. У Олеся и сейчас имеются родные на Ивано-Франковщине. Они приехали к нам во Львов вместе с десятью американскими школьниками — ребята будут учиться в обычной советской школе. Оба неплохо разговаривают по-украински. У Наталии уже здесь, во Львове, родился сын — Мартьянчик. Поэтому мы беседуем почти шёпотом.

– Наталия, надо думать, что главное событие вашей львовской жизни — это рождение сына?

– Да, мы очень рады, что наш сыночек родился на Украине, во Львове. Хотя, честно говоря, это прибавило хлопот. Я привезла с собой детскую одежду и разные другие нужные мелочи. Многое подарили знакомые. Спасибо им, ведь в магазинах почти ничего не купишь. К счастью, я сама кормлю ребёнка и избежала огромных трудностей с детским питанием.

– Наташа, личный вопрос, как вы познакомились с Олесем?

– Случилось так, что мы как члены движения “Украинская молодёжь — Христу” приехали в Рим, где отмечалось 1000-летие крещения Руси-Украины. Там и познакомились. Олесь к этому времени уже закончил Гарвардский университет и стал магистром ядерной физики и одновременно советологии. Я училась на художника. Потом год работала графиком в рекламной фирме.

– На каком же языке вы общаетесь в Америке?

– В своей семье Олесь говорит в основном по-украински. А мои родители, которые длительное время прожили в Югославии, говорят на сербско-хорватском...

(Здесь наша беседа ненадолго прервалась, пришёл из школы Олесь. Извинился за опоздание и присоединился к нашему разговору).

– Олесь, как вам живётся во Львове и работается в школе? Что удивляет?

– В первую очередь удивляет почти полное отсутствие товаров и продуктов питания в магазинах. Совершенно не научился стоять в очередях — всякий раз испытываю при этом огромное унижение. Кроме этого, вода, которая подаётся по часам,– это ужасно. А нередко ещё и плохое давление в водопроводе, из-за чего не зажигается обогревательная колонка. Всё это создаёт колоссальные бытовые неудобства.

А работа интересная. Каждый день имею два урока в старших классах 53-й львовской школы. Преподаю английский. Шокирует, что у вас в большом ходу подсказки, шпаргалки и прочее. Это же настоящая имитация учёбы. К сожалению, никто не думает о том, что будет с ним после школы.

В американских школах, если замечается что-то подобное, то сразу ставится даже не двойка или единица, а ноль. И я с самого начала предупредил — буду преподавать как в американской школе. На первой же контрольной пришлось выгнать из класса одного паренька, который пытался мошенничать. Должен сказать, что в американских вузах действительно учатся. Все по доброй воле пытаются получить как можно больше знаний. В противном случае тебя просто отчисляют — и весь разговор.

– Какие ещё открытия сделали вы для себя здесь, на Украине?

– Я не думал, что идеология так глубоко проникла в сознание людей. Не мог представить, что система могла так много хорошего уничтожить в человеке. На первый  взгляд, у вас все стремятся к демократическому устройству общества, а тоталитарная система сама собой проявляется на любом уровне — даже школьном. Например, в американской школе существует ученическое правительство, которое имеет настоящую власть. Я попробовал ввести это здесь, во Львове, но даже, казалось бы, передовые учителя испугались. В частных разговорах они, округляя глаза, спрашивают — неужели вы действительно собираетесь отдать власть в школе ученикам? Они убеждены, что ни в коем случае в школе не будет порядка. Америка уже 200 лет живёт при демократии, и мы ещё до сих пор, как мы считаем, не имеем её настоящей! Какой же трудный путь ещё предстоит пройти вам? Особенно удивляют меня отношения: учитель —ученик. Они очень напоминают схему гражданин — государство. Тот, кто “сверху”, постоянно поучает, дёргает, что-то запрещает тому, кто “внизу”. А сам стиль отношений?! Если бы в Америке учитель сказал ученику: “Ты-дурак”, его бы могли привлечь к суду.

– А теперь вопрос, на который вы уже почти ответили: вам здесь трудно?

– Знаете, в моральном плане гораздо тяжелее, чем в бытовом. Тут, например, существует культ коллектива, а у нас коллектив хорош только в том случае, если он — сообщество личностей, а не одинаковых существ. У нас, когда кто-нибудь хочет сделать свою жизнь лучше, то его понимают, уважают. А у вас, как я заметил, стоит кому-нибудь поднять голову чуть выше всех прочих, его дружно начинают тянуть вниз, к общему уровню. По-моему, часто это делается просто инстинктивно. Равенство в таком случае — это воистину страшная вещь. И поэтому меня раздражает, когда кто-нибудь из-за океана начинает давать советы, как тут, на Украине, всё можно устроить. Чтобы понять существующие проблемы, нужно здесь немножко пожить и понять: большинство проблем существует не вне людей, а внутри их самих. Конечно, легко советовать, сидя перед экраном телевизора, когда в одной руке банка с пивом, а в другой — кнопка дистанционного управления. Но стоило мне пожить во Львове, и я понял (прошу не обвинять меня в излишнем пессимизме) нужно, чтобы сменились целые поколения, прежде чем здесь начнётся движение к нормальному обществу.

– А вы могли бы здесь жить постоянно?

– Конечно же, нет. Хотя многое мне здесь импонирует. Например, у вас более тёплые, непосредственные отношения между знакомыми людьми. Правда, с незнакомыми обращаются без лишних церемоний — сколько раз мне приходилось наблюдать грубые, хамские стычки в трамваях. Если без предупреждения прийти к знакомым в Америке, они это воспримут как проявление невоспитанности. У вас с этим проще. Это мне нравится. Но, к сожалению, всякая хорошая черта имеет свою обратную сторону. Нередко такая простота перерастает в бесцеремонность.

А вообще, несмотря на то, что время от времени впадаю буквально в отчаяние, мы с Наталией не жалеем, что приехали на Украину. Как бы там ни было, а мы получим хороший жизненный урок и посмотрим на свою жизнь там, за океаном, другими глазами.

Беседовала Г. Вдовиченко, “Учительская газета”, 1991, № 49.

 

Лучшая школа в Штатах?

Спросите об этом ребят, которые учатся в “Стайвесанте”

Придите в манхэттенскую школу “Стайвесант” (сокращённо “Стай”) и посидите немного в любом коридоре. Вы непременно дождётесь весёлой и шумной суматохи, которую устраивают здесь учащиеся после каждого урока. Болтливые девчонки, справляющиеся друг у дружки о новых учебниках, взятых в библиотеке. Громкие ругательства из уст ребят, которые стараются казаться мужчинами. Две подруги поздравляют с днём рождения сдерживающую свои чувства однокурсницу. До вас долетают весёлые крики мальчишек, которые играют в зверскую игру — “слона”.

Прислушайтесь к этому разноголосью повнимательнее. Не пройдёт и нескольких минут, как вы обязательно услышите от кого-нибудь слово “самое”. Самый умный. Самая высокая (оценка). Самое быстрое (решение задачи). Самая сильная (контрольная работа). Самый яркий (ответ). Самое трудное (задание). Самое, самое, самое... Самое лучшее!

КтоРон Уильямс, 17 лет, выпускник 1994 года, продолжает образование в Гарварде.

Интересы Уолл Стрит (вы обязательно увидите моё имя когда-нибудь в рейтинге 500 самых богатых людей), теннис, европейский футбол, пение в стиле рэп. общение в друзьями (уж чего-чего, а этого мне хватает на троих).

Отношение к школеМоё отношение к “Стай” можно выразить через моё отношение к математике. Собственно, победа на олимпиаде по высшей математике и помогла мне пробиться в “Стай”. Обожаю дифференциальное исчисление. Контрольные работы — для меня это настоящий восторг! Тогда на олимпиаде я получил по рейтингу 730 баллов, а для успешной учёбы в “Стай” надо постоянно иметь 800. Чуете?

– Если “Стайвесант” самая лучшая школа,– говорит учащаяся первого курса Стефани Функ,– то история здесь является самым лучшим предметом.

– Если “Стайвесант” самая лучшая школа,– вторит преподавательница английского и руководитель факультативного семинара по искусству ведения полемики Джули Шейнман,– то моя полемическая группа является самой лучшей группой.

Преувеличения для школы — вещь настолько же обычная здесь, как и школьные рюкзаки-бэги “Дженспорт”, философское понятие “вечного сомнения”, мешки под глазами и страсть к кафе быстрого обслуживания. Школа “Стайвесант”, однако, действительно является замечательным учреждением образования, расположенным в великолепном здании недалеко от берега реки Гудзон. И превосходные степени здесь — часть внутришкольной культуры, а желание соответствовать им — стиль жизни.

“Стайвесант” находится в Нью-Йорке, где понятие “государственная школа” принято ассоциировать с такими вещами, как преступность, кризисное положение и недостаточное финансирование. “Стайвесант” является одной из пятидесяти общенациональных школ, специализирующихся на математике и естественных дисциплинах, а также одной из трёх, куда принимаются только самые одарённые подростки и где самый сложный учебный план. Для того, чтобы попасть сюда, каждый подающий надежды абитуриент должен пройти вступительные экзамены, сдающиеся по системе SAT. Оценки, полученные на них, являются единственным критерием, которым руководствуются при зачислении в школу. Никакой “блат”, никакие деньги тут не помогут.

Те 750 мальчиков и девочек, которые ежегодно принимаются на первый и второй курсы “Стай”, приезжают сюда со всех концов города, являются представителями самых разных национальностей и выходцами из семей с самым различным уровнем дохода. В отличие от многих других престижных школ города в “Стай” учится большое количество так называемых “американцев в первом поколении”. И в отличие от большинства частных манхэттенских школ, где белые дети составляют костяк состава учащихся, лишь чуть-чуть “размываемыми” национальными меньшинствами, в “Стайвесанте” белые учащиеся сами являются национальным меньшинством. Например, в прошлом году азиаты составляли 52% от всех учащихся и в ежегоднике “Стайвесанта” можно было наткнуться на целую страницу однофамильцев — Чанг. Но это вовсе не значит, что в школе не возникает национальных проблем и “землячеств”. При входе в столовую сразу же бросается в глаза “чёрный стол”. Другой пример. Один студент жалуется:

– Попробуй тут с кем-нибудь сойтись, если все требуют, чтобы ты говорил по-корейски!

Кто: Питер Сирэйтинг, 16 лет, учащийся выпускного курса, средний балл — А (соответствует нашей пятёрке).

Интересы Биология и другие естественные науки. (В настоящее время исследует влияние работы мозга на двигательную функцию организма). Теннис (играет за школьную сборную).

Отношение к школеЯ пришёл сюда потому, что мне обрыдло моё окружение в Куинсе. Здесь я крепенький середнячок. Примерно сорок наших ребят работают в исследовательских лабораториях по всему городу. Загляните в любую больницу — и вы обязательно обнаружите там учащегося “Стай”, которого напрягают в каком-нибудь направлении. Мы, так сказать, обладаем высокой конкурентоспособностью на рынке школьников, но с этим качеством надо обращаться с умом.

Итак, различий много. Общая черта одна: все 2700 учащихся школы имеют, что называется, светлую голову на плечах. Общая средняя оценка в “Стай” равна А (то есть пятёрка с минусом). И заметьте: учащиеся не делятся на “умных” и “спортсменов”. Члены школьной сборной по футболу успевают не хуже своих товарищей. В городе, где средний рейтинг по системе SAT составляет 796 баллов, в “Стай” он равен 1270 баллам. Полемическая группа здесь действительно замечательная. В прошлом году она в пятый раз победила на общегородском конкурсе “Линькольн-Дуглас Дибэйт” и в третий раз — на общенациональном чемпионате. И это только за последнее десятилетие! Работники школьной администрации страшно любят перечислять прославившихся питомцев “Стай”, среди которых, можно назвать, к примеру, учёных, нобелевских лауреатов Рональда Хофмана и Джошуа Ледерберга, критика Льюиса Мамфорда, актёров Джеймса Кэгни и Тима Роббинса, режиссёра Джозефа Манкевича. Здесь утверждают, что, если поспрашивать всех американских докторов философии, выяснится то удивительное обстоятельство, что “диаспора” воспитанников “Стайвесанта” среди них окажется самой многочисленной.

Эта “особенная стать” является определяющей характерной чертой школы. На занятии по дифференциальному исчислению у старшекурсников, кажется, и воздух насыщен напряжением точно так же, как крупицами мела. В классе около трёх десятков человек. И всем им нравится напускать на себя вид школьников, не выполнивших домашнего задания: взгляд, неподвижно упёртый в линолеумный квадрат пола, ожесточённое поскрипывание карандашом в тетради, угрюмое всеобщее молчание в ответ на настойчивые вопросы учителя математики Ричарда Ротенберга:

— Кто скажет мне, как перейти от обычной дельта-функции к дельта-функции Дирака? Кстати, кто из вам может припомнить: в каком году Дирак стал лауреатом Нобелевской премии?

Однако несмотря на этакую коллективную сдержанность, ребята знают ответы на эти вопросы, что выясняется сразу же, как только преподаватель перестаёт обращаться ко всему классу и начинает спрашивать каждого по отдельности. Вот Рон Уильямс поворачивается к своему соседу и что-то напряжённо шепчет. Этот юноша уже принят в Гарвард, поэтому имеет возможность расслабиться в последний школьный семестр. О чём же он тогда спрашивает своего приятеля? Договариваются о том, где пообедать? Подсмеиваются над однокурсником? Треплются “за жизнь”? Нет! Рон Уильямс на самом деле шепчет:

– Но, допустим ”Т” стремится к нулю...

КтоЭмили Уайт, 18 лет, выпускница 1994 года, в настоящее время первокурсница в Корнеле.

ИнтересыЯ пока что не определила, что конкретно интересует меня. Понятия не имею о том, чем буду заниматься, скажем, лет через десять.

Отношение к школеЯ любила “Стай”. Уже на первом курсе научилась спокойно относиться к оценкам других. Вообще я считаю, что твой успех — это не отличная учёба, а ощущение внутреннего счастья. А до какой степени ты напрягаешься в школе — это личное дело каждого.

В классе преподавателя физики Мюррея Кана тема урока — ядерный распад. Затрагиваются в связи с этим и такие вещи, как Манхэттенский проект, холодное топливо, а также вопрос о том, сколько потребуется урана для того, чтобы зарядить энергией весь Нью-Йорк...

“Стай” славится не только своими учащимися и не только теми знаниями, которые им даёт.  “Стай” успела уже прославиться и своим новым зданием. Школа основана в 1904 году. Это было мужское учреждение трудового воспитания, расположенное в ветхом доме на восточной стороне 15-й улицы. В 1992 году группа людей, в составе которой был школьный администратор Рене Лёвин, организовала переезд “Стайвесанта” на Чамберс Стрит. Однако о старом доме Рене вспоминает с ностальгией, свойственной только старикам. Он говорит о том, что там в течение многих десятков лет создавалась и лелеялась особая душевная атмосфера. В новом помещении недостаток этой душевности вполне, однако, компенсируется его размахом. Новый дом обошёлся школе в 150 млн. долларов. Здание имеет десять этажей в высоту. Этажи связаны друг с другом эскалаторами. Окна почти всех шестидесяти пяти классов выходят на статую Свободы. В здании размещается кафетерий на 650 мест, актовый зал на 850 мест, плавательный бассейн, фотолаборатория — которая одна потянула на 500 тыс. долларов! — спортзалы, в том числе и тяжёлоатлетический, залы, где проводят свои репетиции школьный оркестр и школьный хор, мастерская керамических изделий, изделий из дерева, пластмассы, мастерская электроники, комната архитектурного проектирования. И причём во  всей школе нет ни одной мрачно-зелёной шторы, которые столь характерны для традиционных образовательных учреждений.

КтоДжессика Узан, 17 лет, учащаяся выпускного курса, средняя оценка “Б+” (то есть наша четвёрка с плюсом).

Интересы Фламенко и балет (танцует с четырёх лет). Выступала в студенческом филиале “Балет Испаника” нью-йоркской профессиональной хореографической компании.

Отношение к школеПоначалу мне очень понравилось в “Стай”, но потом я увидела, что для школы здесь слишком крутые требования. На экзаменах со всех сторон на тебя только и сыплется: “Что поставили? Что получила?” В престижный колледж попасть, конечно, хочется, но если там будет такая же ситуация, как в “Стай”,– мне крышка.

Не школа, а колледж, не правда ли? У ребят здесь богатый выбор: 13 специализированных классов, 17 математических секций, 14 классов биолого-географического профиля, 95 кружков, 30 спортивных команд, 30 факультативов, посещение которых подчас играет решающую роль во время последующего поступления в колледж.

– Здесь у молодых людей настоящая жизнь,– говорит недавно ушедший на пенсию директор школы Абрахам Баумель. — Приходя к нам, они перестают быть маленькими детьми. Становятся независимыми людьми.

Действительно, одна дорога до школы и обратно у кого угодно воспитает чувство самостоятельности. Все переправляются на пароме острова Стейтен, погружаются в мрачные туннели нью-йоркской подземки. Порой на дорогу туда и обратно уходит в день по два часа. Никакие школьные автобусы просто немыслимы при таком размахе, 2700 учащихся.

Здесь любого можно застать в “альма матер” порой и в пять-шесть часов вечера. Либо занимаются, либо просто шатаются по классам. Без всякого надзора, разумеется. Каждый может выйти с территории школы, когда ему захочется. Проголодался и решил сбегать в ближайшую кафешку? Пожалуйста. Свидание у школьной стены? Пожалуйста. (Кстати, земля у стены сплошь усеяна сигаретными окурками и пробками от бутылок). Народу там всегда много, если позволяет погода.

Словом, учащиеся “Стай” обладают большой свободой. Но и ответственностью. И правда, их школа похожа на колледж. Только заметны два отличия. Во-первых, в “Стай” принимают и 13-летних. А во-вторых, требования и загруженность занятиями здесь подчас похлеще, чем в ином колледже. Мечта многих — поступить после окончания школы в элитарное учреждение “Айви Лиг”. Четыре года юноши и девушки надрываются в своих классах, даже не подозревая о том, что приёмная комиссия “Айви Лиг” никогда не потребует от них такого дикого напряжения.

КтоСу Ро Ким, 17 лет, выпускник 1994 года. В настоящее время учится в Рутгерсе.

ИнтересыБизнес, волейбол и борьба. Был членом школьной сборной по волейболу и по борьбе.

Свободное время.– После уроков в “Стай” шёл помогать родителям, у которых своё место на рынке в Восточном Гарлеме. Мама работает ежедневно. Захотелось снять с неё часть этого бремени. Считаю, что дети всегда могут сделать это для своих родных.

Отношение к школеЯ слышал, что там много корейцев, и думал, что окажусь среди “своих”, но на деле оказалось, что там много других ребят, неазиатов.

С одной стороны, может сложиться впечатление, что у замечательных учащихся замечательной школы “Стайвесант” не бывает никаких проблем с поступлением в колледж. Но на самом деле проблемы есть. Рассказывает Кан, преподаватель физики и заместитель директора, который проработал в школе уже более 30 лет.

– Теоретически весь первый курс Гарварда можно было бы набрать отсюда. Но на самом деле из 91 нашего выпускника, подавшего заявление в Гарвард в прошлом году, поступили только 15. И между прочим, отвергли не самых глупых ребят, среди которых было много круглых отличников.

Так что учащиеся “Стай”, хоть и называют себя счастливыми, всё же напрягаются вовсю. Говорит первокурсница Этан Вин:

– В первый же день своей учёбы в “Стай” ты слышишь слова директора о том, что это, мол, лучшая школа в городе, в стране и во всём мире. Эти слова давят на тебя каждую минуту и невольно задаёшься вопросом: а кто же самый лучший из обучающихся? И невольно ввязываешься в эту гонку “на самого лучшего”.

Стефани Функ, миниатюрная девушка с детским личиком, так вся и пышущая жизненным энтузиазмом, разрывается между общественными школьными делами: благородное общество “АРТИСТА”, юношеская команда для интеллектуальной игры в Организацию Объединённых Наций, общество “Учащиеся против пьянства за рулём”. Её средний рейтинг — 99 баллов. О том, кто “дышит ей в затылок”. она знает немного. Только его имя и то, что в декабре ей удалось обогнать его всего на двадцать семь сотых балла. В прошлом семестре она носила в своей сумочке “зантак”. Знаете, что это такое? Несильный наркотик.

Говорит Джессика Узан, голубой мечтой которой в настоящее время является достижение приличного рейтинга:

– А то подходят всякие и постоянно спрашивают о том, сколько у тебя в активе. — Её средний рейтинг составляет 87 баллов. — В другой школе я была бы среди лучших с такой оценкой, а в “Стай” лишь пытаюсь удержаться на плаву.

Анна Меле, преподаватель биологии, а также ученический консультант, во всём винит родителей, а не школу:

– Они предъявляют к своим детям слишком завышенные требования. Кого ни спроси, всяк хочет, чтобы его отпрыск поступил в “Айви Лиг”. В результате у ребят появляется чувство того, что они уже не принадлежат самим себе.

Кто — Арима Джекобс, 18 лет, 1994 год выпуска, сейчас учится в Брауне.

Интересы — Медицина. В “Стай” была капитаном сборной по лёгкой атлетике и сменным капитаном “группы скандирования”, членом Лиги чёрных студентов и хореографом в ежегодном школьном мюзикле под названием “Пойте!”.

Отношение к школе — Поначалу я не хотела туда поступать. У меня дома в Краун Хейтс (Бруклин) все говорили о том, что “Стай” — слишком круто. Но со временем я полюбила “Стай”. И знаете, если бы я не прошла “Стай”, то не видать бы мне Брауна как своих ушей.

Всё-таки они ещё дети, и, как у всех детей, у них есть свои проблемы образца 1994 года. На доске объявлений расписано, как наиболее верно и быстро можно прийти к СПИДу. Висит рекламный плакат, на котором информация о том, как взять напрокат лимузин на выпускной вечер. Зовут на лекцию по безопасности, которую будет читать старший детектив нью-йоркской полиции Джозеф Борелли. Название лекции: “Может хватит нам вечно трястись от страха?”

Говорит учительница английского Шейнман:

– У нас учатся необыкновенные дети. Иной раз идёшь по коридору и видишь, что кто-то плачет. Подходишь, спрашиваешь: что случилось? Отвечает: “Я завалила контрольную по математике”! Понимаете, стремление быть на высоте посеяно в них и даёт неизбежные всходы. Страх неудачи — хуже этого для них ничего нет.

Из журнала “Лайф”, (США), пер. с англ. Владимира Смирнова,

Педагогический калейдоскоп-дайджест, 1994, № 49-50.

Подготовка рабочих — задача общеобразовательная,

так считают в Японии

Когда у себя в доме что-то не ладится, смотрят, как это устроено у соседей... Нынче у нас совсем плохи дела со средними профессионально-техническими училищами: преподаватели разбежались, учебные помещения давно заняты арендаторами, с каждым годом растёт недобор студентов. Если так дальше пойдёт, кто же будет работать на производстве и в строительстве лет через десять?

Во всём мире широко известны достижения экономического, научно-технического развития Японии. Сложная электронная промышленность, современное автомобилестроение, судостроение — конечно же, эти отрасли предъявляют высокие требования к квалификации рабочих. Как же в Японии готовятся кадры для современных предприятий?

Действующая в Японии система образования была сформирована после второй мировой войны при непосредственном участии американских специалистов. Поэтому по своей структуре она почти полностью копирует американскую: 6-летняя начальная, 3-летняя младшая средняя, 3-летняя старшая средняя школа, 2-4-летние колледжи и университеты. Обязательное образование составляют начальные и младшие средние школы. Зачисление детей в начальные школы осуществляется в 6-летнем возрасте.

Феномен японского образования последних десятков лет заключается в том, что, заканчивая обязательную младшую среднюю школу, даже не подавляющее, а абсолютное большинство японских подростков продолжает своё образование в старшей средней школе, где учиться вовсе необязательно по закону и, кроме того, обучение платное. Начиная с 80-х годов этот показатель упорно удерживается в районе 95 процентов.

Что же прельщает такое количество абитуриентов в старшей средней школе? Познакомившись с её учебными планами, мы делаем открытие: так вот в чём дело, оказывается, здесь есть профессиональное отделение, которое даёт подготовку по профилям промышленности, сельского хозяйства, коммерции, рыболовства, домоводства и др. Однако при ближайшем рассмотрении здесь нас ожидает подвох — начиная с 70-х годов в среде японской молодёжи растёт непопулярность именно профессионального отделения. В наши дни уже три четверти абитуриентов выбирают отделение общеобразовательное, которое даёт учащимся академические знания.

Так где же в самом деле готовят квалифицированный персонал японских суперэнтерпрайзов?

С этим вопросом мы обратились к профессору педагогики Хоккайдского университета г-ну М. Такэда.

– Во времена быстрого промышленного роста нам действительно казалось, что потребуется готовить массовым порядком специалистов среднего технического звена для крупной промышленности, то есть высококвалифицированных техников и рабочих. Для этого в системе образования был создан специальный тип учебных заведений — средние технические колледжи. В них зачисляли выпускников обязательной школы, и длилось обучение пять лет.

В 1962 году были сразу открыты 19 таких технических колледжей с числом студентов около 3,5 тыс. человек. Предполагалось, что сеть их будет расти.

– И что же получилось?

– В настоящее время в стране продолжает существовать только 62 средних технических колледжа, ежегодно в них поступают всего около 0,5 процента выпускников младшей средней школы. Что же касается профессиональных отделений, то их прекрасно оборудованные классы стоят полупустые. В то же время абитуриенты буквально расшибаются на конкурсных вступительных экзаменах, и в классах общеобразовательной подготовки наполняемость доходит порой до 50 человек.

Попробуем разобраться, почему же так происходит?

Влечёт ли это за собой одновременное повышение роли высшего образования? Как это ни удивительно — нет, поскольку статистика свидетельствует, что в последние годы поступаемость в университеты и колледжи существенно не изменяется, в вузы идёт только около 30 процентов выпускников старшей средней школы.

Структура экономики Японии перестраивается. Японское общество вышло на рубежи постиндустриального этапа развития. Эти изменения влекут за собой перемены в его профессиональной структуре. На рынке труда постоянно снижается потребность в специалистах, обладающих “традиционным” техническим мастерством, и одновременно возрастает потребность в специалистах, имеющих хорошую общеобразовательную подготовку, обладающих широким кругозором и эрудицией. Такие рабочие могут быстро перестраиваться в условиях регулярного обновления и изменения технологических процессов.

В крупных компаниях в Японии сложилась система подготовки специалистов среднего звена и рабочих внутри предприятий на постоянно действующих курсах повышения квалификации. В этом случае качественное общее образование как основа для совершенствования или освоения новых специальностей ценится больше, нежели разряд по конкретной специальности.

Таким образом, многие абитуриенты старшей средней школы выбирают общеобразовательное отделение, преследуя цель стать рабочими в хороших компаниях.

Боярчук Юлия, к.п.н., “Педагогический калейдоскоп”, 1996, № 44.

 

 

Взгляд на американскую школу глазами выпускницы

Рейчл Труздейл учится в одном из самых престижных американских университетов, в Йельском. А закончила она обыкновенную государственную школу. Думается, нашим читателям будет интересно узнать мнение об американской школе её вчерашней ученицы.

– Школа помогла прежде всего выбрать сферу интересов. Мне кажется, школа даёт не только и не столько знания, сколько помогает ученику найти себя. Особенно начальная: в первых классах как бы укладываются узоры мышления, дети находят свой собственный путь обучения, интересный для себя предмет, понимают, что им лучше всего удаётся. Мы решаем для себя, кем будем, и потом, в старших классах, выбираем себе курсы, готовящие к университету или к работе кассиром в магазине.

Школа даёт нам и некий социальный опыт, ведь она — маленькое государство, древнегреческий полис. Но, мне кажется, социальный опыт, который мы приобрели здесь, никакого отношения к остальной жизни не имеет — действительно, как если бы мы проводили детство и юность в другом государстве, другом обществе, устроенных авторитарно. Не слишком разумно. В публичной школе, как правило, абсурдные законы; кажется, меня в то время приучали выполнять приказы, и мы сыты этим, по-моему, на всю оставшуюся жизнь. В идеале мы должны были стать винтиками большой машины, каждый из нас выполнял бы строго свои обязанности, ни о чём не задумываясь, как воины или крестьяне в платоновском государстве. Только управляли нами не философы, а школьная администрация.

Была ужасная история с нашей школьной футбольной командой. Команда хорошая, из здоровенных парней и красивых блондинок в группе поддержки, играла, выигрывала, участвовала в серьёзных соревнованиях. Выяснилось, что тренер заставлял этих ребят молиться перед матчем, молиться по-христиански. Это противозаконно, потому, что не все были христианами. И школа вообще-то отделена от религии. Об этом написали в газете, тренер вынужден был прекратить свои “литургии”. Но только на две недели. Дело зашло так далеко, что он стал объяснять победы своей команды волей Божьей, просил других тренеров коллективно молиться. Вот вам ещё один пример маленького тоталитарного государства: ведь тренер самый главный человек в команде, он устанавливает свои порядки, свои законы.

В американской публичной школе есть и расовая проблема. Мой последний школьный год совпал с расовыми беспорядками в Лос-Анджелесе. Ни одного из моих друзей я бы не назвала расистом, но факт остаётся фактом: вдруг появилась определённая граница между белыми и чёрными. И как-то само собой получалось, уверена, что почти подсознательно, учителя определяли чёрных учеников на курсы более низкого уровня, готовившие к рабочим профессиям.

Наконец, в принципе школа должна давать нам знания, необходимые для того, чтобы в университете начинать не на пустом месте. С этим в американской публичной школе, как известно, тоже не очень просто. Например, учитель зарубежной истории как-то странно преподавал свой предмет. Слушать его было интересно, но он страшно перевирал факты. В результате ученики знали историю, им выдуманную почти наполовину.

Учитель керамики не давал нам лепить из глины, всё время рассказывал о себе, своих проблемах, допроситься же глины было невозможно.

Но были и отличные преподаватели. Они всегда могли интересно рассказать о своём предмете, заставляли нас работать, добивались от нас больших успехов.

Как бы я построила школьную программу? я бы подобрала хорошо подготовленных, действительно знающих преподавателей, обязательно хорошо владеющих английским языком. Представьте, не все учителя грамотно говорят по-английски. И ещё, я бы ввела обязательную общественную работу: ученики должны были бы помогать в больницах, в школах, где хотят. Ведь так нужно воспитать в ребёнке готовность помочь благородному делу, а главное, дать им элементарные навыки, хотя бы медсёстры. Не сомневаюсь, многие хотят быть полезными, но у них нет такой возможности – они ничего не умеют.

И всё-таки мне повезло, школа подготовила меня к поступлению в университет в главном: я хорошо знала математику и английский язык. На первом курсе было сложновато: сказывались пробелы в моих знаниях зарубежной истории и литературы. Пришлось догонять ребят, закончивших частные школы. Тех, кто поступал на филологические факультеты, именно наша школа подготовила очень плохо. Тут как повезёт...

Записала Ирина Прусс., Педагогический калейдоскоп, № 16-1996.

 

Из цикла “Чужая азбука” (Учительская газета)

“Хотите помочь? А мы для чего!”

– так отвечают родителям американские учителя.

Лилиана Витаутовна Костина окончила отд. английского языка Вильнюсского университета. Работала вожатой в Артеке, в лагере “Океан”. Семнадцать лет преподавала английский язык в школах Литвы, в московской школе № 970 и в московской русско-литовской школе № 1247. Учитель первой категории, руководитель методобъединения, член жюри олимпиад по английскому языку. Работала шесть лет вожатой в американских летних детских лагерях. С прошлого года переехала жить в США.

Так сложились наши семейные обстоятельства, что летом прошлого года мы переехали жить в США.

– Лилиана Витаутавна, у вас дочка-третьеклассница. Каково было ваше первое впечатление, когда вы привели её в американскую школу?

Первым человеком, кого я увидела, была директор школы. Она так улыбалась, словно давно нас ждала, хотя понятия не имела, кто мы такие. Я тоже учительница, но меня такое радушие обескураживало... Второе, что удивило, это плакат в холле школы “Я люблю себя!”, а пониже — “Мы учимся все вместе, но каждый идёт к знаниям своим путём!”. Забегая вперёд, скажу: это один из основных принципов современной американской педагогики: у всех детей разное развитие, поэтому важен индивидуальный подход в достижении конечной цели образования. Каждый идёт к итогу своим путём: кто-то медленнее, кто-то быстрее... Я проработала в российской школе 17 лет. У нас был совсем другой принцип: детей подстраивали под общее правило. А там наоборот: правила подстраиваются под учеников, под каждого.

– Эта американская школа — государственная?

– Да, обычная, государственная, бесплатная. У школы два здания. В одном учатся дети 1-2 классов, в другом — 3-4-го и 5-го. Моя дочь была принята в третий класс, то есть во вторую ступень начальной школы.

– Итак, девочка пошла 2 сентября в школу. Она боялась?

– Наверное, немного, но она свободно говорит по-английски, и это сразу снимало главные проблемы. В классе на уроке два учителя. А у моей дочери — даже три.

– Одновременно три?

– Да, так положено в начальных классах. Первый учитель ведёт урок. Второй, который называется помощником учителя, весь урок ходит по классу между партами и заглядывает в листы. И если видит, что у ребёнка возникают какие-то затруднения, наклоняется к нему, тихонько объясняет или помогает решить или записать. Если, по наблюдениям помощника, не поняли несколько учеников, он даёт знать об этом главному учителю, и непонятное объясняется всё ещё раз... Этот простой пример, один из множества, как раз и показывает тот самый индивидуальный подход к обучению.

– А дети знают, кто главный учитель, а кто помощник?

Понятия не имеют. Это знает только администрация школы. Для детей они оба просто учителя.

– Оба учителя готовятся к уроку одинаково?

– Да. Они вместе составляют план урока и могут друг друга заменить, если возникает какая-то ситуация.

Но независимо от того, кто главный учитель, а кто помощник, каждый должен раз в два года сдать федеральный экзамен — тестирование. Тестирование проводится пять раз в году в определённый, заранее известный учителям день. Ты выбираешь удобный для тебя месяц и день и едешь в определённый городок, где проходит это тестирование.

– Это не напоминает нашу аттестацию?

– Это совсем другая форма. Она исключает зависимость учителя порой от низкого уровня квалификационной комиссии. От заранее сложившихся стереотипов на конкретного учителя, избавляет от ненужных обид и нервозности.

– Учитель подтверждает или повышает этим тестированием свою квалификацию?

– И подтверждает, и повышает. Каждый год в тесты закладываются новые вопросы.

– То, что вы рассказываете, очень поучительно. Но вернёмся в третий класс, где учится ваша дочь. Итак, в классе два учителя. Вы сказали, что есть ещё и третий?

Когда мою дочь принимали в школу, директор не спросила, что и как дочь проходила в российской школе. Попросила только представить табель успеваемости за второй класс: директора не интересовало, отличаются программы или нет. К ученику, который до этого учился в другом государстве, а теперь будет учиться в американской школе, прикрепляется учитель английского языка. Так делают во многих штатах, в том числе и в штате Мэн, где мы живём. У такого учителя может быть три-четыре ученика: это его полная ставка.

– И как такое обучение выглядит на практике?

Два раза в неделю этот учитель сидит за одной партой с таким учеником все уроки. И если видит, что ученик что-то не понял, не знает по-английски какие-то слова или термины, он помогает.

США — многонациональное государство. В южных штатах, например, где 90% не говорят по-английски, в школе дети учатся по-испански.

– Наше государство тоже многонациональное.

– Российская школа предполагает, что, скажем, если ребёнок любой национальности приходит учиться в русскую школу, он обязан владеть русским языком. И если у него трудности, то все хлопоты по обучению ложатся на семью: чаще всего надо брать частные уроки.

– У нас говорят: “Ты обязан учиться”, “Ты должен сидеть тихо”...

– Слова “должен” и “обязан” американский учитель никогда не произносит. Я бы сказала, главная задача учителей — заинтересовать ученика темой урока. Любой хороший учитель и в России, и в Америке стремится к этому. Но мне думается, американскому учителю это сделать легче: российские программы глубоко академичны. Они порой не дают возможностей учителю чувствовать себя в теме урока свободно. В американской школе все программы больше носят прикладной характер.

– А если это проиллюстрировать на третьем классе, где учится ваша дочь?

– Ну, например, у них английский язык — это и литература, и письмо вместе. На основе текстов современных американских писателей, которые чаще всего представляют простые житейские истории-рассказы, изучаются и литература, и язык...

Помню, как мы с дочкой бились во втором классе над понятием вычитаемое, слагаемое, разность. А как сложно зазубривали таблицу умножения! Все термины на следующий день бесследно исчезали из её памяти. Никаких этих терминов в программе третьего класса американской школы нет. Что я имел — что я получил — вот и всё объяснение задачи, и никаких терминов.

Детей вообще не вызывают к доске. Это принцип. Все отвечают с места. Парты группируются по две, по три, четыре. Можно сидеть даже друг напротив друга, что называется, глаза в глаза. И необязательно лицом к доске, если в этом нет необходимости. Поэтому и главный учитель, и помощник ходят между партами. Это не хаос. Это способ детям почувствовать себя комфортно, раскрепощённо... Понаблюдав, как хорошо в таком “хаосе” детям, я подумала, что класс — это как бы продолжение его детской комнаты, где малыш создаёт этим хаосом удобный для себя мир. И только позднее, когда малыш растёт, он превращает этот “хаос” в удобный только для него одного порядок.

– Вы нарисовали идиллическую картину. Но дети есть дети, они балуются, кто-то кого-то может ударить, обидеть. Кто-то мешает классу, дурачиться...

– Отметки по поведению как таковой нет. Она распадается на несколько отдельных оценок: мотивация к учёбе (то есть по российским оценкам — прилежание), мотивация к общению, экологическое сознание, соблюдение школьных правил, интерес к определённым предметам...

– Как школа общается с родителями?

– Родительский собраний как таковых вообще нет. После окончания первого триместра (учебный год разделён на три триместра) я получила листок, где было написано, что будет родительская конференция и просьба сообщить удобное для меня время. Я не поняла, почему должна назначить время, если это конференция. Пошла в школу, и мне объяснили, что конференция — это встреча учителей с семьёй одного конкретного ученика. В течение одного дня в удобное для родителей время с ними встречаются учителя.

Мне был выделен час, и я общалась с теми тремя учителями, о которых я уже рассказывала.

– И о чём шла речь?

– Они комментировали оценки за триместр. Все оценки на отдельном листке, дневников у учеников вообще нет.

– А куда же ребёнок записывают задание на дом?

– На дом ничего не задают. Я видела передачу по американскому телевидению, посвящённую проблемам школы, где возмущённая мама говорила о том, что её сын девятиклассник, вместо того чтобы заниматься спортом после школы, вынужден час выполнять домашнее задание. Это безобразие, возмущались мама и ведущий.

– Скажите, а на той конференции вам говорили “вы должны”, “вам надо подтянуть дочь” по какому-то предмету?

– Таких слов родителям никогда не говорят, даже если ученик не успевает по какому-то предмету... Мне тогда вспомнилась моя московская школа, как я сама при полном классе родителей на собрании произносила эти слова. Я понимаю теперь, как это неуважительно, резко...Когда я на той же конференции напомнила американским учителям, что я сама семнадцать лет проработала в школе и, если нужно в чём-то помочь дочери, я это с охотой сделаю, они улыбнулись и ответили: “А мы для чего?”

– Школа не перекладывает с себя ответственности за знания ученика на родителей?

– Ни в коей мере... Хотела бы ещё добавить. Я не умаляю заслуг российской школы, которой я отдала столько лет жизни. У каждой страны свои традиции педагогики, которые зависят от многих причин: исторических, семейных, экономических, от менталитета нации. В вашей газете, я сама это читала, много пишется о зарубежной школе, и в частности об американской. Я хотела просто обратить внимание, не “вгрызаясь” в теорию педагогики, как мне кажется, на интересные, сложившиеся в Америке отношения: учитель-ученик-семья.

Афанасьев Игорь, “Учительская газета”, 1998, № 24.

 

 

“Только сейчас в Англии я начинаю понимать,

как же мы корёжим наших детей!”

Среди учащихся самой большой и самой прославленной лондонской средней школы, Холланд Парк скул, преподаватель “сайенс” (физика-химия-биология) миссис Пиротта имеет репутацию “очень серьёзной учительницы”. Что “в переводе” означает: миссис Пиротта в меру строга, в меру требовательна и блестяще знает свой предмет. Между тем не все её ученики в курсе того любопытного обстоятельства, что всего 5 лет назад миссис Пиротта была Ольгой Владимировной Чижовой, преподавателем из города Петербурга, а ещё раньше — блестящей выпускницей Ленинградского политеха, подающим надежды молодым астрофизиком. Судьба, однако, распорядилась так, что астрофизик из Питера вышла замуж за подданного британской короны и — превратилась в английскую учительницу.

– Признайтесь, Ольга, легко ли далось вам это превращение и не почувствовали ли вы себя в британской школе десантником, высадившимся на чужую планету?

– О нет, я совсем не чувствую себя десантником. Скорее даже наоборот, я пребываю в очень домашней атмосфере. У нас просто замечательный педагогический коллектив, здесь такая взаимопомощь, такое чувство локтя, о которых в своей питерской школе я, пожалуй, и мечтать не могла. Впрочем, может быть, в Лондоне мне просто повезло со школой? Что же касается моего собственного становления как британской учительницы, то, конечно же, поначалу было очень и очень тяжело. Здесь абсолютно другие дети. Здесь абсолютно иной подход к детям. Здесь непохожие на наши законы общения учителя с учеником. Здесь учащимся позволено делать то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не позволили бы делать в нашей российской школе. Проблемный, не желающий учиться ребёнок может сделать жизнь британского преподавателя сущим кошмаром: срывать уроки, ходить на голове, орать, включать магнитофон, выбегать из класса. Какая там дисциплина в нашем понимании этого слова! Некоторые классы просто стоят весь урок на рогах. Анархия, полная анархия! Хотя по-английски это называется  свободой...

– И что же, британский педагог в ситуациях подобных бесчинств бесправен? Вы просто-напросто обязаны всё это терпеть?

– Нет, почему же. Мне дозволяется отчитать ученика, выгнать его из класса, накричать на него, если уж нервы совсем сдадут. Можно написать “донос” его классному руководителю или руководителю курса (это как бы надзорное звено всех классов данной ступени). После моих жалоб ученика могут поставить на так называемый ежедневный отчёт, когда после каждого урока он сам будет подписывать рапорт директору школы о своём поведении — это, надо признать, очень многих смутьянов приводит в чувство. Наконец, я могу позвонить родителям трудного ребёнка и, если мне улыбнётся редкое счастье, найти в их лице поддержку. Редкое, потому что, как это водится и у нас, в России, трудные дети, как правило, приходят из трудной семьи. Здесь тоже таких семей не счесть. Есть, правда, одна очень деликатная разница. В Британии существуют семьи, где попросту не признают грамотность. Звоню одной такой маме и слышу то, чего в России, честно говоря, слышать не приходилось: “Моему сыну не нужен ваш предмет. Ему вообще не нужны науки. Он у меня и писать-то толком не может...”

– Не секрет, что программы английской школы гораздо легче наших российских программ. Значит ли это, что в Британии учат хуже, чем в России? И если да, то в какой же мере миф о блестящем западном образовании — реальность?

– Я могу ответить однозначно и определённо: с точки зрения качества знаний российское образование, несомненно, лучше: богаче, разностороннее. Те ребята, которым довелось учиться сначала в российских школах, а затем оказаться в британских, с изумлением обнаруживают, что в 8-м английском они проходят по точным и естественным наукам то же, что проходили в 6-м российском, в 10-м классе здесь учат то, что у нас — в 8-м... У наших школ принципиально разные ориентиры: российская школа по своей программе рассчитаны на сильных учеников, британская, наоборот,- на слабых.

– То есть вы хотите сказать, что наше образование строится по закону джунглей — выживает сильнейший? А здесь, как в санатории, — уход за немощными?

– Примерно так. Со слабыми здесь действительно нянчатся. В школах работают психологи, чтобы помогать проблемным детям преодолевать различные комплексы и фобии. Есть специальные группы поддержки для детей иностранцев, для которых английский — второй язык. Мало того, в школах существуют так называемые отделы специальных нужд. В них работают преподаватели, специализирующиеся на проблемных детях — тех, кому по тем или иным причинам учёба даётся трудно. На наших уроках частенько присутствуют два учителя одновременно: один, предметник, ведёт урок, а другой, из отдела спецнужд, в это же время занимается исключительно своим подопечным, выступая для него эдаким поводырём. Эти индивидуальные наставники — страшно дорогое удовольствие для госказны (мы же с вами ведём речь о государственной школе!) и в конечном счёте для нас, налогоплательщиков. Но что делать, такова философия этого общества, таковы его приоритеты! Здесь вообще считается великим грехом невнимание ко всякого рода инвалидам. К сожалению, страдают при этом именно одарённые, яркие ребята, которым приходится снижать планку и которые зачастую остаются без должного участия педагога. Именно поэтому многие родители при малейшей материальной возможности стараются отдать своих детей в частные школы. Другое дело, что такая возможность в Англии существует не у многих — частное образование здесь безумно дорого.

Правда, и в государственной школе у способного, талантливого ученика тоже существует пространство для манёвра. В Великобритании, к счастью, нет той жёсткой прикованности ученика к классу своей возрастной ступени, которая существует у нас в России. Он может перепрыгивать на год вперёд, если покажет очень хорошие результаты на экзаменах и если его родители пожелают, чтобы он учился классом старше. Наконец, после 9-го класса все учащиеся по результатам экзаменов разделяются по двум категориям — более сильных и более слабых. И старшие классы делятся уже соответственно по уровню предлагаемых в них программ на “фундаментальные” и “повышенной сложности”.

– Если бы вам самой пришлось выбирать, где учить вашего ребёнка, в британской школе или в российской — преимущество изучения английского языка, чур, не в счёт! — куда бы вы его определили?

– Честно говоря, не знаю. Это очень трудный вопрос, на который я пока ещё не имеют ответа. Благо мой Мэтью ещё маленький, и думать о школе нам пока рановато. Скажу так: если ребёнок способный — лучше отдать его в российскую школу, если слабый — лучше в английскую. Я твёрдо уверена лишь в одном — в здешних школах ребятам живётся счастливее, чем в наших. Здесь дети раскованы и свободны. В нашей же школе ученик находится под огромным прессингом — жёсткой дисциплины, плотной программы, постоянных требований, вечного “нельзя”, “не положено”, “не имеешь права”. Наконец, у нас чудовищно нервозна экзаменационная система.

– А разве в Британии не сдают экзаменов? Насколько мне известно, здесь их тоже предостаточно!

– Конечно, сдают. Но с абсолютно иным настроем. Помните, как мы боялись до дрожи в коленках завалить экзамен, получить плохую отметку — это же был конец света! А в здешней школе экзамены для ученика — такая заурядность, такая рутина! Здесь многие просто забывают прийти на экзамены: проспал — и все дела! Я в прошлом году как идиотка обзванивала своих учеников, чтобы они сделали одолжение и явились на экзамен, иначе школа будет оштрафована за низкие показатели. Здесь никто не трясётся: ну не сдал — сдам на следующий год, какие проблемы! Те, кто в старших классах не получают высший балл, так называемый, “эйлевэл”, и не могут поэтому поступить в университет, не делают из этого никакой трагедии. Они остаются ещё на год в этой же самой школе и чувствуют себя при этом невероятно комфортно. В России, другие условия, другие законы — одно сказать, армия!– я всё это понимаю... Но даже чисто психологически мы не готовы жить, как он. Возможно ли представить подобное у нас — не поступить в институт и вернуться доучиваться в свою же школу? Это же, помимо всего прочего, ещё и стыдно! У нас вопрос ”поступлю – не поступлю” — это вопрос жизни и смерти!

– В британской школе к ученику никогда не обратятся по фамилии — только по имени. Что за этим стоит?

– В российской школе потому и обращаются по фамилии, что у нас каждый ребёнок, как винтик, ему пытаются жёстко указать его место, подчинить субординации. А здесь ученик — такая же полноправная личность, как и учитель, у него абсолютное право голоса, и он волен заявлять “это хочу, а это не хочу”. Он может сказать “мне плохо”, “я этого преподавателя не люблю, и вообще у меня нет с ним нормальных взаимоотношений!”. Он может нести такое!... У нас на это сказали бы: экая чушь, какое это имеет отношение к делу? Сиди и слушай урок! А здесь совсем не так: здесь это имеет прямое отношение к делу!

На фоне российского учителя его британский коллега — мученик; на его голову такое валиться! Учитель может идти по коридору со стаканчиком чай, его чуть ли не сбивают с ног — и этому нельзя возмутиться. Но это не значит, что мы растит разнузданных идиотов, просо здесь не ограничивают свободы, боятся — давить.

– А где же воспитывается знаменитая английская вежливость?

– Гм-м, честно говоря, затрудняюсь ответить. Школе это явно слабо удаётся. Во всяком случае, если ученик откроет передо мной дверь или посторонится в коридоре, я, наверное, от удивления просто потеряю дар речи.

– А почему здесь не принято вызывать учеников к доске, почему редко спрашивают на уроке, почему не задают домашних заданий?

– Всё потому же: не давить, не создавать стрессовых ситуаций. Не задают домашних заданий, потому что не принято много работать. Позанимался в школе — и довольно! На уроках здесь царствует такое понятие, как “дискуссия”. Но дёрнуть ученика к доске? Зачем? Ведь если он не готов, не знает — он будет нервничать, он почувствует себя дураком, выставленным на посмешище всего класса. Это травма, и подобное в этом обществе просто не позволительно. И тебе ученик может запросто ответить: “Не пойду!” Он может сказать: “Я сегодня не готов отвечать”, и это нормально, это — не проблема! Сама атмосфера здесь в британской школе иная — расслабленная, без нашей гонки, без нашего вечного “давай”. Только сейчас в Англии я начинаю понимать, как же мы корёжили наших детей. Не уверена, нужно ли получать это самоё замечательно образование такой ценой? Что с того, что мы, россияне,– самая образованная нация в мире? Что с того, что у нас кочегар читает наизусть Пушкина, а у них даже выпускник университета зачастую не знает самых элементарных вещей? Так или иначе, но у них каждый находит свою нишу в обществе и это общество в целом тоже весьма неплохо функционирует. А у нас — одни сбои, и применения нашим познаниям — нет...

– Однако сами британцы не в восторге от своей системы образования. Для них это сегодня едва ли не самый больной вопрос.

– Это действительно так. Я должна признать, что внимание к проблемам школы в государстве просто огромное. Вы, наверное, обратили внимание, школьная тема не сходит с первых полос газет, это едва ли не главная новость каждого дня: сегодня реформируют зарплату учителей, завтра уменьшают численный состав классов, послезавтра звучит вопрос о том, как обветшали школьные стадионы — обсуждает вся страна! Вся страна участвовала в кампании по компьютеризации школ, ведущие фирмы были привлечены в качестве спонсоров. Проблемные, неуспевающие школы показывают по телевидению, их директоров демонстративно увольняют (недавно в одной такой школе отправили в отставку весь персонал). И наоборот, опыт успешных школ широко пропагандируется. О чём это говорит? По меньшей мере о том, что британская школа, в отличие от российской, не обижена вниманием со стороны правительства и общества в целом.

– Испытывает ли здешняя государственная школа материальные трудности? Знают ли в Британии, что такое нехватка бумаги, учебников, отсутствие компьютеров?

– В общем-то, нет. Судите сами: мы бесплатно раздаём детям учебники, карандаши, ручки, тетради. Здесь вообще не принято что-либо приносить с собой на урок — всё выдаётся в классе. То и дело слышишь: миссис Пиротта, дайте карандаш, дайте тетрадку! Здесь достаточно компьютеров, здесь бесплатно можно пользоваться Интернетом.

– Сколько зарабатывает учитель в британской средней школе?

– Лично моя зарплата — 20 тысяч фунтов стерлингов в год (примерно 31 тысяча долларов), зарплата директора — 65 тысяч фунтов. Конечно, это очень приличные деньги.

– Возможно хотя бы гипотетически представить, что британским учителям задержали зарплату?

– Боже упаси! Это абсолютно не реально. И если даже по каким-то чисто техническим причинам подобное бы вдруг случилось, то “пострадавшим” наверняка выплатили бы потом некую неустойку: ведь здесь, как вы знаете, вся жизнь — в кредит. И если тебе задержат зарплату, ты в свою очередь задолжаешь выплату ссуды банку за дом, за машину, за обучение ребёнка в какой-нибудь эдакой частной школе... Нет, это просто невозможно. Представляю, какой здесь тут же поднимется скандал!...

Дмитриева Ольга, Лондон, “Учительская газета”, 1999, № 17.

 

 

По классу — босиком

Чтобы хорошо жить в Дании, высшее образование вовсе не обязательно

Начало учебного года у датских школьников каждый раз определяется особым образом, исходя из количества учебных дней в предыдущем году, а также продолжительности летних каникул (в Дании они в два раза короче, чем у нас,– всего полтора месяца). В итоге “первое сентября” приходится то на начало августа, а то и вовсе на конец июля. Что касается малышей, “первый раз в первый класс” они идут почему-то на два дня позже остальных школьников. Примечательно, что никто из них, не говоря уже о старшеклассниках, в первый день в школу как на праздник не идёт: никаких цветов учителям, никаких белых рубашек и тем более построений и приветствий. Для первоклашек всё торжество на первом уроке свелось к открыванию большого ящика с подарками.

Нас с моей сестрой Машей определили в восьмой класс. Ребята там примерно моего возраста, лет тринадцати-четырнадцати. В класс мы вошли вместе с учителем, он нас представил. На какое-то время воцарилась тишина. Как выяснилось позже, о России восьмиклассники имели весьма смутное представление.

Учитель предложил мне занять свободное место рядом с высоким худым парнем, одетым весьма непримечательно. Единственным “украшением” был ярко-белый чуб (правда, вскоре, на большой перемене, он зачем-то этот чуб себе прямо в коридоре взял и отстриг ножницами). На моём стуле, как и на всех других, лежала мягкая подушечка, обшитая тканью, когда-то очень яркой, но потускневшей не только от регулярного сидения на ней, но и из-за неформального использования на перемене. После урока, как только учительница вышла, ребята стали резвиться, брызгаться друг в друга водой, а потом подушками вытирать лужи на полу. Не своими, конечно, а тех, кто ушёл завтракать...

Маша оказалась за одной партой с девицей живописного вида, одетой по последней моде: широченные брюки клёш, юбка до колен, толстые вязанные гетры, также расклешённые, закрывающие ботинки на мощной платформе. Одежды, надетой на ней вполне хватило бы на троих. И это при том, что стояла жаркая погода!

Нам повезло: первым был урок английского. Мы оказались в равных условиях. Более того, когда в самом начале учитель попросил меня рассказать немного о себе, о России и я вышел к доске, то очень скоро мне пришлось говорить медленнее, потому что далеко не все ребята успевали понимать. Вообще они очень удивились, что в России, оказывается, знают английский. Особенно после того, как Маша (она на два года младше) стала отвечать на вопросы. Мы же их английский понимали без труда. Английский язык датчане учат так же, как и в наших обычных школах,– класса с пятого, причём не очень интенсивно. Зато к моменту окончания практически все по-английски говорят свободно. Жизнь учит лучше, чем школа. Вся страна — с нашу Московскую область. Сто километров отъехал — и датский язык кончился. Волей-неволей приходится учить другие языки.

Первая перемена оказалась очень короткой. Её хватило только на то, чтобы перейти в другое здание, где находился кабинет физики. Половину урока учитель объяснял, что такое солнечное затмение. Судя по всему, это была внеплановая тем — через несколько дней как раз ожидалось такое затмение и Дания должна была попасть в его полосу. Остаток времени все дружно кипятили воду, каждую минуту записывая показания термометра.

На перемене вернулись в основное здание. Тут я заметил, что перед тем как подняться на второй этаж, часть ребят переобулись в домашние тапочки — аналог нашей “сменки”, остальные просто разулись и пошли в  одних носках. После звонка одна девочка, не успевшая допить на перемене кефир, поставила пакет прямо на парту и на уроке, не торопясь и, главное, не таясь, допивала его. Прямо как в кафе.

На уроке датского языка был диктант. Однако настроение у ребят после получасовой перемены было явно нерабочим. Поэтому минут 10-15 ушли на подготовку, а на самом деле оказались просто потерянными. Всем были розданы листочки, в которых под каждое слово было отведено место чёрточками разной длины (в соответствии с длиной слова), а все знаки препинания уже расставлены! Оставалось только вписать слова. Учительница, сидя на столе, начала диктовать. Все принялись писать, но не ручками, а карандашами, поскольку так легче было делать исправления. Мой сосед по парте, закончив писать, разрисовал свой листок немыслимым образом, скомкал его и протянул учительнице. Я замер, ожидая, что сейчас произойдёт. К моему удивлению, учительница разгладила листок и как ни в чём не бывало положила его в общую стопку.

Набор основных предметов в датских школах похож на наш, однако единых программ нет. Учитель может учить, как ему вздумается, лишь бы потом его ученики смогли сдать выпускные экзамены.

Урок физкультуры начался почему-то в обычном классе, а не в спортзале. Оказалось, что нам предстоит соревноваться в беге с ориентированием. Для этого тренер включил диапроектор, показал на экране план школьной территории и места, где спрятаны 12 контрольных пунктов. Потом разбил всех на пары, выдал карты, сказал, кому какой пункт искать, и мы побежали. По-моему, это было очень лёгким занятием, совершенно не сравнимым со спортивным ориентированием в лесу! Во всяком случае мы с моим напарником Сэнди выиграли.

Посещая датскую школу, через некоторое время я почувствовал важное отличие от наших школ — это крайне демократичная обстановка. Так, здороваясь с преподавателем, можно запросто крикнуть: “Хай, Ингрид!” и весело помахать рукой. Многие учительницы, даже весьма пожилого возраста, ходят в шортах и с рюкзаком, а когда жарко, то по классу шлёпают босиком. Подход такой: хочешь учиться — учись, не хочешь — сиди, валяй дурака, только не мешай другим. В этом всё дело: ученик твёрдо знает, что имеет право ничего не делать и ему за это ничего не будет. Но он также понимает что другие имеют право заниматься. Как-то раз после физкультуры одна девчонка заявилась в класс с обмотанной полотенцем головой. Видно, помыла и высушить не успела. Так и сидела весь урок в “чалме”.

...Через несколько дней мы продолжили обучение в другой школе, перебравшись из Фаборга в Оденсо (это, кстати, родина Андерсена). Жили мы на ферме у папиных друзей Йоргена и Ингрид. Владения Йоргена — 8 гектаров земли, у него 75 овец. Но при этом он работает в местном университете. Ну а Ингрид — учительница. Как раз в её школу мы и ездили, причём вместе с ней на велосипедах: 13 км туда, 13 обратно.

Для велосипедов у всех школ сооружены огромные крытые стоянки. Ну а тем ученикам, кто идёт пешком, дежурные старшеклассники помогают переходить дорогу.

В школе в Оденсе есть специальное отделение для детей с умственными отклонениями. Они занимаются в том же здании, только в одном его крыле, никак не отгороженном.

Что касается домашних заданий, то датчанам их задают мало. За час-полтора любой может справиться. Кроме того, программа гораздо легче, чем у нас. Да и требования ниже. Практически все старшеклассники два-три раза в неделю по вечерам работают: в супермаркетах, кафе, на автозаправках. С одной стороны, деньги на карманные расходы у родителей просить не принято, а с другой — многие начинают всерьёз задумываться над выбором дальнейшей профессии.

И ещё одно отличие школьного обучения в Дании — любой, кому надоело ходить в обычную школу, может перейти в альтернативную, таких там много. В них преподаётся гораздо меньше предметов, а больше времени отдаётся освоению профессиональных навыков, а также занятиям для души: музыка, турпоходы.

Все датские школьники спокойно относятся к образованию. В университеты берут всех желающих, да и поступают туда только те, кому это действительно нужно. А чтобы хорошо жить в Дании, высшее образование вовсе не обязательно...

Зимин Андрей, Учительская газета, 24 окт. 2000 г.