Утром операция «Сервис» началась. На столике Гето сервировку украшала ваза с роскошными гвоздиками. Это дополнение сделала Люба, выпросив цветы у Карла Ивановича для «особого» случая. Стол был наряден и торжественен. Зав. столовой Русаков в свежем халате дожидался Гето, и как только его фигура показалась в проёме дверей, он подошёл к Митьке и сказал серьёзно, дружески:
– Дмитро, садись сюда, это теперь твоё новое место.
– Тю! За шо ж мени такая почесть?
– По решению совета командиров у нас всех новеньких так встречают, – не моргнув глазом соврал Русаков.
Гето с недоверием обошёл вокруг стола, не решаясь сесть и прикоснуться к белоснежной скатерти, но в это время празднично нарядная Люба подошла с подносом, овеянная чарующими запахами блюд.
– Садись, Митя, не стесняйся, – пропела она, расставляя тарелки.
Коммунары завтракали как всегда, никто на Гето не обращал внимания.
Только за далёким столом малыши пристально уставились на далёкий роскошный стол, уткнув носы в чашки. Калошкин поперхнулся и разлил кофе. Митя сел, как в сновидении, но всё было реальным: мягкое на молоке пюре, большая сочная котлета, огурчик. Торский подал салат, селёдку... Всё было красивым и аппетитным.
Карпо Филиппович, посвящённый в затею, постарался «как следует быть».
Отбросив сомнения, Гето приступил к трапезе. «Официанты» обслуживали ненавязчиво, хорошо войдя в роль. Они скромно стояли в стороне у окна и как только видели, что «гость» оканчивал блюдо – подходили и справлялись, не нужно ли ещё. Потребовалась добавка.
[67]
Кофе подали со стопкой блинов.
Позавтракав, коммунары разошлись в цеха и на занятия. Ни одной едкой реплики, косого взгляда, ухмылки. Для нас Гето на время перестал существовать. Был забавный спектакль, а чем он закончится – никто не знал. Кроме Антона Семёновича, конечно.
Гето остался доедать блины. Он осмелел и потирал от удовольствия руки.
– Клюнуло, – шепнула в сторону Витьки Люба. Тот согласно кивнул головой.
Откушав, Гето поднялся. Он картинно пожал ручку «официантам» и вежливо поклонился Карпу Филипповичу, выглянувшему из раздатки.
– Обедать сюда приходи, – напомнила Люба.
– Та прийду, не забуду! – расцвёл Митька, польщённый необыкновенным вниманием.
Прошло четыре дня. Гето предоставили полную свободу. Никто к нему не приставал, ни с просьбами, ни тем более с требованиями. Все были заняты своим делом: уборками, производством, школой, играми, сыгровками, репетициями, кружками. А Митька гулял по двору, спал на лесной полянке, ездил в город без письменного отпуска Антона Семёновича, не попадая в рапорт и не «отдуваясь» на общем собрании. Хотел и отсыпаться в спальне, но в дневное время без пропуска дежурного в спальню не пускали. Пропуск выдавался только по делу и вошедший контролировался дневальным.
И вот наступила развязка. Под конец четвёртого дня за ужином всё так же было аппетитно и вкусно. На парадном столе свежие цветы, сто-почка тарелок, которыми Митя не пользовался, вилка, столовый нож, салфетка. Он сел за стол, разломил ломоть хлеба, но ложку почему-то не брал. Коммунары уже поужинали и стали расходиться, а Гето всё сидел в одной и той же позе. И вдруг, не коснувшись угощения, вскочил и чуть ни бегом бросился в кабинет начальника. Открыв дверь, с порога, хриплым голосом спросил:
– Антон Семёнович, що вы з мною робите? Хиба я зануда яка? Мене ж як свинью заголовують!!! Я так не хочу! Пошлите работу, чи куда задумаете... И он зарыдал.
– Успокойся, Дмитро, ты мужчина, а не кисейная барышня, – сурово сказал Антон Семёнович.
– Приведи себя в порядок и позови Камардинова. Он отвернулся к окну, щадя самолюбие Гето.
Гето разгрёб шевелюру, поправил пояс и первый раз, как подобает, ответил: «Есть позвать Камардинова!»
В кабинет вошли вдвоём.
[68]
– Слушаю, Антон Семёнович! – вытянулся в струнку Васька.
– Товарищ Камардинов, пошли Гето в токарный цех. Он хочет стать токарем. О назначении завтра отдай в приказе.
– Есть послать в токарный и отдать в приказе!
– Вы свободны!
– Спасибо, Антон Семёнович, я туда и хотив!
– Ну вот, значит, я угадал.
[69]