...В. Почему нет такого рода людей в еще небольших и нарождающихся обществах? Почему законы здесь почти всегда справедливы и мудры?
О. Потому что законы здесь издаются с согласия всех, и, следовательно, для пользы всех. Потому что еще малочисленные граждане не могут составлять здесь ни частных ассоциаций против всеобщей ассоциации, ни отделять свой личный интерес от общего интереса.
В. Почему законы тогда так свято соблюдаются?
О. Потому что тогда нет ни одного гражданина, который был бы сильнее законов; счастье гражданина связано тогда с их соблюдением, а несчастье — с их нарушением.
В. Нет ли среди различных законов таких, которые называют естественными законами?
О. Это, как я уже сказал, те законы, которые относятся к собственности- и которые существуют почти у всех цивилизованных наций и обществ, потому что общества могут создаться лишь на основе этих законов.
В. Имеются ли еще и другие законы?
О. Да, имеются изменяющиеся законы, бывающие двоякого рода. Одни изменчивы по своей природе; таковы законы, касающиеся торговли, военной дисциплины, налогов и т. д. Они могут и должны изменяться в зависимости от времени и от обстоятельств. Другие законы, неизменные по своей природе, изменяются, однако, потому, что они не доведены еще до совершенства. К ним я причисляю гражданские и уголовные законы; законы, касающиеся финансового управления, раздела имущества, завещаний, браков и т. д.
В. Является ли несовершенство этих законов результатом исключительно лени и равнодушия законодателей?
О. Этому способствуют и другие причины, как фанатизм, суеверие и завоевания.
В. Ведь законы, установленные благодаря одной из этих причин, благоприятствуют мошенникам. Что же отсюда вытекает?
О. Да то, что эти самые мошенники защищают их.
В. Но не должны ли добродетельные люди в силу противоположных соображений желать их отмены?
О. Да, но добродетельные люди малочисленны, и они не всегда являются наиболее сильными. В результате дурные законы не отменяются и редко могут быть отменены.
В. Почему?
О. Потому что требуется гений, чтобы заменить дурные законы хорошими, и далее требуется мужество, чтобы заставить принять их. Но почти во всех странах сильные мира сего не обладают ни гением, необходимым, чтобы создать хорошие законы, ни мужеством, достаточным, чтобы установить их, не обращая внимания на вопли злонамеренных людей. Хотя люди любят управлять другими людьми, но всегда с минимумом усилий и забот.
В. Что должен делать государь, если предположить, что он желает усовершенствовать науку о законах?
О. Поощрять талантливых людей к изучению этой науки и поручать им решать различные проблемы ее.
В. Что получилось бы тогда?
О. То, что изменяющиеся, еще несовершенные законы перестали бы быть такими и стали бы неизменными и священными.
В. Почему священными?
О. Потому что полагают, что хорошие законы, являющиеся неизбежно результатом опыта и просвещенного разума, открыты нам самим небом; соблюдение подобных законов может считаться культом, самым приятным божеству и единственной истинной религией — религией, которой не может отменить никакая власть и даже сам бог, так как зло претит его природе.
В. Не были ли в этом отношении короли иногда могущественнее богов?
О. Несомненно, имеются такие государи, которые, нарушая самые священные права собственности, посягали на имущество, жизнь, свободу своих подданных. Они получали от неба власть, но не право вредить. Это право не было дано никому. Разве можно думать, что государи обречены, подобно адским духам, мучить своих подданных? Что за чудовищное представление о верховной власти! Неужели следует приучать народы видеть в своих монархах врагов, а в скипетре — власть вредить...