Перейти к основному содержанию

6. Сократ. Хочешь, рассмотрим теперь, как появятся такие люди и как их можно вывести на свет, Подобно тем, которые, по преданию, из обители Аида вознеслись к богам?

—           Конечно, хочу.

—           Это ведь будет, очевидно, не верчением черепка, а обращением души от дня, подобного ночи, к настоящему, т. е. восхождением к бытию, которое мы назовем истинной философией.

—           Да.

—           Не должны ли мы рассмотреть, какая наука обладает этим свойством?

—           Конечно.

—           Какая же наука, Главкон, влечет душу от мира становления к бытию? Мне сейчас приходит в голову еще вот что: не говорили ли мы, что этим людям в юности необходимо подвизаться на войне?

—           Да, говорили.

—           Значит, та наука, которую мы ищем, должна, кроме указанного свойства, обладать еще этим.

—           Каким?

—           Быть полезной воинам.

—           Да, конечно, по возможности должна.

—           В гимнастике и в музыке они были уже воспитаны раньше.

—           Да.

—           Но гимнастика имеет дело с возникающим и гибнущим; она ведь наблюдает за ростом и разрушением тела.

—           Очевидно.

—           Значит, она явно не может быть искомой нами наукой.

—           Не может.

—           А музыка, как мы ее раньше описали?

—           Но ведь она, если помнишь, соответствовала гимнастике; она воспитывала стражей посредством навыков, прививая им путем гармонии гармоничность, а не знание и путем ритма — ритмичность; нечто подобное заключали в себе и рассказы, как вымышленные, так и более близкие к истине. Науки же, полезной для чего-нибудь такого, что ты сейчас ищешь, в ней не было.

—           Ты мне отлично это напомнил; действительно, в ней не заключалось ничего такого. Но, милый Главкон, что это будет за наука? Ведь все технические знания мы признали низменными?'

—           Конечно.

—           Но какая же наука еще остается, если исключить музыку, гимнастику и технические знания?

—           Если ты не можешь ничего выбрать вне их, возьмем что-нибудь, имеющее отношение к ним всем.

—           Что же это?

—           Например, то общее, чем пользуются и искусства, и рассуждения, и науки и с чем каждый должен знакомиться прежде всего.

—           Что же это такое?

—           Простая вещь: различать одно, два и три. Я называю это кратко числом и счетом. Разве не правда, что каждое искусство и каждая наука неизбежно должны это усвоить?

—           Даже очень.

—           Значит, и военное искусство?

—           Непременно.