Дни моего праздного времяпрепровождения кончились. В подвальном помещении создавалась новая отрасль по обработке кроватных углов. Отрасль состояла из двух отделений: шлифовки и никелировки. По зову Соломона Борисовича из Киева поступило оборудование, а вместе с ним бывшие кустари-частники: Шнейдер, Островский и Свет. Они привезли станочки с разными дисками, гальванические ванны, никелевые электроды, пасты, мази, растворы. Опытным мастерам не составило труда смонтировать своё оборудование на новом месте.
Решением совета командиров «отрасль» укомплектовалась 11 и 12-м отрядами на две смены. Алексей Землянский перешёл в токарный цех. На посту командира его заменил Володя Крымский. В противоположность Землянскому Крымский немногословен, мягче в требованиях, аккуратист, музыкален. В оркестре играет на валторне, а для себя–на рояле.
Но и Землянский не забывал нас. Нет-нет да и заглянет к своим пацанам. Кому-то поправит пояс, ловко потянет за рубашку, смешно щёлкнет языком, невзначай разгладит воротник, кому-нибудь «Ваньки-турки».
Токарная группа Землянского обтачивала угольники, поступающие из литейного. После токарного они поступали в «комбинат» Шнейдера-Света.
Механическая обработка угольников не представляла большой сложности: вначале выпуклую часть обдирали на грубом и мягком карборундах, боковые стороны с цветочками обрабатывали на дисках из тонкой сталистой проволоки, удаляя прикипевший песок и заусеницы. Окончательный вид придавался быстро вращающимися полировочными дисками из хлопчато-бумажных тканей, сдобряемых специальной пастой. При работе угольник удерживался на указательном пальце правой руки. Левая рука крепко держала угольник, регулируя вращательное движение диска.
На первых порах диск нередко выбивал из рук угольник, случались порезы пальцев от внутренних заусениц. Шнейдер кричал, кипятился, вновь и вновь показывая, как нужно работать, чтобы угольник не прыгал.
[53]
Техника приобреталась опытом. При неудачах в полировочном цехе напарник Шнейдера маленький Исаак Самойлович Свет выходил на порог своего цеха и, поблёскивая шикарным пенсне, злорадно улыбался.
Помещения цехов разделялись стеной и дверью. Свет обожествлял своё производство, но к полировщикам относился свысока, как к низшей касте. Шнейдер отвечал «взаимностью». Иногда мастера-частники, не в силах справиться с психологией конкурентов, схватывались в открытую. Но до большого шума не доходило. Коммунары их быстро примиряли.
Для работы нам давали бязевые перчатки. Они быстро пачкались пастой и протирались на пальцах. Надоедливая болтовня Шнейдера о бережливости и экономии стала хуже редьки –перчатки берегли, а пальцы вылезали. Самым удобным и прочным материалом стала собственная кожа. Она мужественно выдерживала как механические, так и тепловые нагрузки.
Главная забота – выполнить дневную норму и в целом промфинплан. Новая производственная терминология–нормы, расценки, зарплата, рентабельность, самоокупаемость, режим экономии, соцсоревнование и ударничество вошли в жизнь коммуны уверенно и надолго, ещё более сблизив нашу жизнь с жизнью страны.
В машинном и сборочно-столярном цехе, в литейном, токарном, пошивочном, во вспомогательных службах работали сдельно, по бри-гадам, с чётким разделением труда. Так осваивалась узкая квалификация. С течением времени операции сменялись, многие коммунары осваивали несколько специальностей, становясь превосходными специалистами.
Главный барометр производства – промфинплан. В нём оговорено, сколько нужно изготовить в месяц шкафов, чертёжных столов, теат-ральных кресел, тумбочек, стульев, маслёнок штауфера, кроватных углов, автомобильных поршней с пальца: спортивных трусов, сколько будет заработано по каждому виду продукции и в целом по коммуне.
Промфинплан вывешен в каждом цехе. Это наша конечная цель. Она всегда на переднем плане. У входа в столовую радует глаз яркая диаграмма суточного выполнения плана по цехам. Средства передвижения разнообразные: от улитки до самолёта. И все устремляется к яркому изображению Красной площади, собора Василия Блаженного, Кремлёвским курантам. В этом сезоне коммуна едет в Москву. Оперативная лёгкая кавалерия Саньки Сопина в составе комсомольцев Васи Камардинова, с лицом взрослого человека, энциклопедиста «штатного» оратора Шведа, философа и математика Ермоленко, видного токаря и фрезеровщика Васи Кравченко.
[54]
Они скрупулёзно собирали сведения от бригадиров и мастеров, учитывая готовую продукцию и задел. В диаграмму сведения вносились в количественном и процентном выражении, наглядно цепляясь то за панцирь черепахи, то за гриву коня. Счастливцы покоряют пространство паровозным экспрессом, летящим к финишу на всех парах. В любую свободную минуту, особенно в обеденный перерыв, у диаграммы тол-пятся, спорят, критикуют, оправдываются.
Отстающие кроют Когана и весь его снабженческий аппарат: Мошанского, Сыча, Орденанса. В горниле производства снабженцы вертелись как белки, рыская по городу, вымаливая каждый кубометр леса, сталь для резцов, сырьё для литейной, ткани, даже шлифшкуру, смазку, лаки и многое другое.
Сырьём для медного литья нередко служили снарядные и патронные гильзы, кресты с куполов церквей, изувеченные люстры и статуэтки, на которые Антон Семёнович смотрел с непонятным для нас сожалением. В вагранке бывшего киевского кустаря всё добро кипело, булькало, ядовито шипело, плавясь и воплощаясь потом в маслёнки, в трубки маслопроводов и кроватные углы.
Появились производственные комиссии, ОТК, лёгкая кавалерия, цеховые листки-«молнии», призывные агитплакаты, газеты «Шарашка» и «Резец», «Прожектор» – всё было направлено на борьбу с отсталыми, «шляпами», бракоделами, с разгильдяйством и бесхозяйственностью. На лица в коммуне действительно не взирали.
В общем производственном подъёме немалую роль играет личная материальная заинтересованность. На собственное содержание из на-шего заработка удерживалось 80% (на питание, одежду и коммунальные услуги). Остальное шло на сберкнижку и на карманные расходы.
Заканчивалось строительство столярного цеха. Поистине он не претендовал на высокий стиль! Деревянное творение наших рук протяжённостью 60 метров заняло под солнцем 1800 квадратных метров! Большие удлинённые окна в частых переплётах молодо глянули в мир. Шутники называли его стадионом Соломона Борисовича.
– Не замёрзнем, Соломон Борисович? – спрашивали заботливые хозяева, думая о холодах.
– Что вы, мальчики, разве такие молодцы могут замёрзнуть? Когда я был таким, как вы, я не мёрз. Я двигался и не мёрз.
К сроку, намеченному комсомолом, строительство завершилось. Пространство цехов заселялось верстаками, шкафами для инструмента, пожарными бочками, ящиками с песком и поделками машинного цеха.
[55]
Мастер Полищук со своими сменами ритмично подавал детали кресел, шкафов, чертёжных столов, тумбочек, табуреток, до предела забивая свободные места между верстаками, скупо оставляя дорожки для прохода. Под самый потолок укладывались царги, проножки, спинки, порезанный на сиденья дикт. Теперь слово сборщиков. Они собирают театральные кресла для электротехнического института.
Едва успев позавтракать, бежали в цех, подгоняли шипья и сажали на клей сиденья, сжимая их струбцинами до высыхания. После сушки сидение шло в циклёвку и на шлифовку, затем передавалось дальше, в покраску бейцем и полировку на воске.
Первые образцы готовых кресел появились примерно через неделю. К великому нашему изумлению представители заказчика остались довольны. Вскоре у снабженцев образовался маленький отдел сбыта.
В бригадах сборщиков наступила горячая пора. Готовая продукция шла непрерывным потоком. На экране соревнования сборочный цех уже пересаживался на колёса и крылья.
В бригадах сборщиков работали серьёзные, имеющие квалификацию 3-4-го разрядов столяры –Сеня Никитин, Вася Водолажский, Козырь, Старченко, Саша Фролов, Николютин. На них равнялись младшие: Сопин, Камардинов, Зорин, Ряполов, Федя Борисов и многие другие.
Всю смену они стучали деревянными молотками, припасовывая свежепоклеенные рамки сидений; мягко шуршала стружка, снимаемая острым рубанком, скручиваясь спиралями, издавая здоровые запахи высушенного дерева. Легко порхала кисть, покрывая красками гладко отшлифованные поверхности. Кто-то из зарубежных гостей, посетивших коммуну, оставил в книге отзывов запись: «Ваш коллектив – это удивительно счастливя симфония свободного труда молодых граждан новой России».
На другом конце двора работали металлисты. Токарные станки времён Емельяна Пугачёва вертелись, соединённые в систему каким-то пособием. Система скрипела и стонала. Приводные ремни, сшитые сыромятью, часто рвались. Каждая остановка на ремонт приводила Соломона Борисовича в ярость.
А тут ещё пацаны с ехидными вопросами:
– Соломон Борисович, где вы подцепили этот импорт? Шестерёнки гарчат, як скажени собаки, а масло пьют, как верблюды.
Соломон Борисович делает вид, что не слышит, и подходит к мастеру:
– Товарищ Шевченко, что вы себе думаете, почему стоит цех? Они кричат и правы, что кричат! Ваши простои влетают в копеечку! Как не кричать хорошему хозяину!
[56]
– Вы же не с того света, Соломон Борисович, – возражает обычно спокойный мастер – рвётся пас трансмиссии!
– Так сшивайте быстрее. Чем занимается ваш шорник? Зарплату мы платим за реверансы, да?
Разгневанный и обиженный Соломон Борисович в пиджаке–халате нараспашку выкатывается из пацаньего окружения и на всех парах мчится делать разнос в «снабсбыт». В это время шорник, спокойный, пожилой селянин Архип Петрович, закончив очередную операцию по сращиванию, обнадёживал Шевченко, стоящего рядом в позе вопросительного знака:
– Часа два покрутится, а тоди...
– Что «тоди»?! – распрямляется Шевченко.
– Лопне, хай вин сказаться, хибак то вшивальнина? – Шевченко хватается за голову.
Скандальный простой отзовётся в рапорте на собрании и Соломон Борисович, Орденанс, Мошанский будут «героями» общего собрания. И на карандаш Саньки Сопина для беспощадной «шарашки» тоже попадут многие.
Комбинат Шнейдера и К° сдавал первую партию кроватных углов. Продукция имела товарный вид. Рождённые в муках, в «научных» дискуссиях конкурирующих мастеров, не стряхнувших с себя пережитки кустарщины, чистые, блестящие никелем углы, завёрнутые в мягкую бумагу, укладывались в замаркированные ящики и отправлялись заказчикам.
Два отряда девочек-швей до середины месяца топтались на спине черепахи, накапливая резервы и подготавливая всю партию трусиков. В один день пересели на страуса, а ещё через два дня–на ковёр-самолёт. К концу декады вместе со столярами и токарями они мчались самолётом.
Апрельский промфинплан был выполнен с прибылью в тысячу рублей! Бухгалтерия начислила первую зарплату, в т. ч. и мне. Это были мои первые заработанные деньги. Для пятнадцати лет событие, согласитесь, приятное.
[57]