Перейти к основному содержанию

Лагерь пробудился с первыми лучами солнца. Не спится в день отъезда. Отпуск прошёл и как миг, и как длительное удовольствие. Наступило равновесие между праздным времяпрепровождением и стремлением к переменам. Потянуло домой в Харьков.

Ещё до подъёма сбегали на пляж. Городских пляжников не было. Море, тихое и прозрачное, ласкало загорелых пацанов в последний раз.

[167]

Поплавав и поплескавшись у берега, выскочили на свою горку.

В лагере движение, сборы. Опускаются палатки, пакуются корзинки. Идёт генеральная уборка площадки. В столовой встретили городские руководители, молодёжные организации, сотрудники ГПУ, которые заботились о нас в течение похода и отдыха. Они пришли проститься и вместе сфотографироваться. Во время завтрака, в котором они приняли скорее символическое участие, тепло беседовали с нами, расспрашивали, как прошёл отдых, что понравилось и запомнилось.

В лагерь пришли подводы за багажом, управились с погрузкой – паковали палатки: корзинки принимали от каждого взвода. Последним опустил флаг штаб Антона Семёновича. Его коллекция крымских сувениров пополнилась несколькими экзотическими мундштуками. Хозяйство «музея» заботливо убирал Алексюк.

Вскоре от лагеря остались лишь оголённые нары, сиротливо выстроенные рядами.

Певучий сигнал общего сбора. Трубил сам Волчек, загадочно посматривая по сторонам и улыбаясь глазами, как бы говоря: «Ну, что, кончилась лафа, хлопцы!»

В порту призывно колыхнула воздух густая сирена теплохода «Крым». Комфортабельные теплоходы «Крым», «Грузия», «Абхазия», «Армения», «Украина», «Азербайджан» курсировали по Крымско-Кавказской линии и часто заходили в Ялту. Они как братья-близнецы, их отличали только по названию. Сегодня нас на борт принимает «Крым».

Построились, вынесли развёрнутое знамя. Звучит торжественный марш. Вдоль строя проходит знамённая бригада, блестят на солнце штыки винтовок ассистентов. Строй провожает знамя к голове колонны с салютом. Колонна окружена плотной стеной официальных гостей и курортников.

Антон Семёнович в коротком выступлении поблагодарил местные власти за сердечный приём коммунаров, за тепло и ласку. Обращаясь ко всем провожающим, он сказал о дружбе и единстве советских людей, о солидарности рабочего класса, благодаря чему воспитывается новое поколение рабочих и крестьян.

– Коммунары-«дзержинцы», –заключил Антон Семёнович,– где бы вы ни были, с кем бы ни общались – всюду вас встречают как лучших представителей молодого поколения страны. Гордитесь этим и высоко несите знамя нашей коммуны!

Колонна пришла в движение. Весь её блистательный строй пел под оркестр:

[168]

Дзержинцы, дни прекрасные

Впереди цветут.

Вас знамёна красные

К лучшим дням ведут.

Великими дорогами

Коммуна пусть идёт,

Эй, веселей, эй, веселей,

Трубачи, вперёд!

Дни тяжёлые забыты,

С лучшей долей, с лучшей волей

Наши жизни перевиты

Песней молодой.

Коммунары, трудовой дорогой,

Вспоминая подвиги отцов,

Бодрым шагом идите к жизни новой,

Маршем радостным новых борцов.

Шествие вылилось в праздничную демонстрацию. Но вот прозвучала вторая сирена и началась посадка. Степан Акимович был уже на борту и договорился с вахтенным помощником организованно пропустить коммуну. Мы перестроились и стремительной цепочкой, без шума и лишних движений, перекатили на палубу. Пассажиры только ахнули от удивления, что такая махина людей за пять минут переместилась с берега на теплоход.

С высоты борта мы смотрели на причал, как с крыши пятиэтажного дома. Там продолжался людской водоворот. Напирали на трап, едва втискиваясь в узкий проход, зацепляясь вещами, и чем меньше оставалось времени до конца посадки, тем более увеличивалась давка.

Наконец поток прекратился, людской шум прорезала третья сирена. На пристани остались провожающие. Среди них мы увидели и наших друзей, которые провожали от лагеря. Подняли трап.

–             Отдать кормовой! – послышалось с мостика. Заработали двигатели. По корпусу прошла мелкая дрожь. Звякнул телеграф. Под кормой забурлили винты.

–             Отдать носовой!

Причальные тросы наматывались на барабаны лебёдок. Подчиняясь командам, «Крым» плавно отходил от берега, между ним и причалом ширилась пенная полоса воды. Люди махали платочками, шляпами, что-то кричали. На середине бухты «Крым» развернулся и дал трёхкратный прощальный сигнал.

За кормой остался маяк. Он становился всё меньше и меньше. Справа уплывали живописные домики, улицы Ялты, зелень, синева предгорий, впадин и гор.

Что-то уходило от нас навсегда. Да свидания, Ялта! Прощайте, неповторимые дни детства, прожитые в твоём солнечном мире!

[169]