Жизнь коммуны, расположенной на окраине Харькова, всё больше привлекала внимание. Коллективы харьковских заводов «Свет шахтёра», «Серп и молот», ХПЗ, ХЭМЗ им. Ленина поддерживали с нами постоянную шефскую связь.
Многие делегации посещали коммуну, изучали наш быт, знакомились со школой и производством, передавали свой опыт, оказывая практическую помощь. Всех восхищала атмосфера нашей жизни, наш оптимизм, целеустремлённость. Свои впечатления гости коммуны записывали в книгу отзывов. Единодушное мнение сводилось к тому, что коммуна им. Ф.Э. Дзержинского является образцом коммунистического воспитания.
Наряду с советскими делегациями в коммуне часто бывали иностранцы. Когда мы были заняты в школе или на заводе, их встречал Антон Семёнович с дежурным по коммуне или с секретарём совета командиров. В отсутствие Антона Семёновича принимали гостей доверенные «дипломаты». Однажды в этой роли выступил и я.
Мы собирались в очередной Волжско-Черноморский поход. В это время приехали английские лорды – члены парламента. Они неторопливо выходили из автобуса. Как секретарь совета командиров я сопровождал Антона Семёновича. По дороге он шепнул: «Займись этими сам, я занят».
Их было человек сорок. Встретив делегатов, Антон Семёнович вежливо сообщил, что сопровождать по коммуне их будет «Президент республики ФЭД» Леонид Конисевич. Я представился. По важным улыбкам понял, что
[272]
гости не в восторге от такого гида, но что поделаешь, в чужой монастырь со своим уставом не полезешь.
Антон Семёнович оставил нас, и я повёл гостей в кабинет. Они медленно тянулись по дорожкам, рассматривая предфасадные цветочные украшения. В кабинете расселись на диванах и стульях. Я занял место за столом Антона Семёновича. Что и говорить, оказаться лицом к лицу с высокими гостями – дело нешуточное!
Вспомнился приём поляков, с мучительным переводом приветственной речи и злополучной молитвой. Здесь была переводчица. Можно говорить на родном языке, лишь думай, что и как.
По мере разговора гости вытаскивали карандаши и блокноты, начали что-то записывать. По всему было видно, что у них появился интерес. Я говорил о причинах, породивших массовую беспризорность, войнах, интервенции, блокадах и голоде. Говорил о мерах Советского правительства по ликвидации беспризорности, о том, как Владимир Ильич Ленин лично заботился о судьбе обездоленных детей, что забота о детях вообще одна из главных установок Советского правительства. О коммуне рассказ подробнее.
Гости задавали вопросы, уточняли, записывали. Осмотр коммуны поразил парламентариев. В спальнях они ко всему дотошно приглядывались, принюхивались, ворошили постели, разбирая одеяла, простыни и пододеяльники, поднимали матрацы. Их поведение напоминало жандармский обыск с той разницей, что все вещи складывались после осмотра на место и расправлялись. Измеряли толщину стен, высоту спален, величину окон. Считали койки, переписывали обстановку.
Я спросил их, чем вызван такой пристальный интерес, на что последовал ответ: «То, что мы видим, невероятно, этого не может быть».
Полагая, что образованные британцы должны знать историю Российской империи, я заметил: «Мы не показываем потёмкинские деревни».
Видно, в переводе моё замечание не попало в цель. Сопровождающая девушка из «Интуриста» пояснила мне в сторонке, что гости пропитаны злонамеренной пропагандой, им рассказывали, что дети, девочки и мальчики, скопом спят под одним одеялом, а едят собак и кошек.
Как комсомольцу и агитатору мне были не новы её пояснения. Я знал о злобной клевете на наш образ жизни. И было вдвойне интересно повидать вблизи жертвы буржуазной пропаганды, а может быть, и самих её творцов. Кто знает!
[273]
После спального корпуса осмотрели учебный. Там шли занятия. Не нарушая распорядка, вошли в одну аудиторию, где шёл урок физики. Преподаватель Рубан прервал занятия, все встали и поприветствовали гостей.
На заводе гости разошлись по цехам. Они задерживались у станков. Узнавали знакомые фирмы; что-то обсуждали, заводили разговор с мастерами и станочниками. На их глазах обрабатывались детали, новейшими станками управляли подростки и дети, и заподозрить что-то, специально подстроенное для показа, было невозможно. В сборочном цеху увидели поточный процесс сборки и готовые электросверлилки. Работа шла своим чередом, каждый был занят на своём месте. На вопросы гостей отвечали коротко и с достоинством.
Порядок в цехах, чистота, начиная с ковриков при входе, приличный вид работающих, чувство достоинства, профессиональная квалификация окончательно сразили именитых туристов. Это можно было определить, не зная языка. А поскольку в разговоре они общались со мной, я понял их настроение.
Экскурсия затянулась до пяти часов вечера. В пять часов – сигнал с работы.
На прощание туристы попросили, чтобы я позволил сфотографировать себя. Я стал у парадного входа. В это время набежали ребята с работы, любители фотографироваться. Образовалась группа – кто лежал, кто сидел, кто стоял. Так нас и сняли. Прощались довольно тепло, благодарили, повторялось слово «президент», пожимали руку.
Через месяц я получил объёмистый пакет с английскими штампами. Развернув многослойную упаковку, обнаружил хорошо сделанную фотографию. В письме выражалась благодарность за хороший приём, «доставивший большое удовольствие» и показанное чудо.
* * *
Посетила нашу коммуну и большая группа видных политических деятелей Франции. Группу возглавлял президент Французской республики Эдуард Эррио. Об этом визите нам было известно заранее. Были также известны лояльные отношения президента к Стране Советов.
День был безветренный и солнечный. Гости приехали на роскошных автомобилях к обеденному перерыву. Машины ярко вписались в наши клумбы и вся группа была живописной. Их встретили Антон Семёнович, дежурный по коммуне Вася Руденко и политрук Юрченко. Сигнал «сбор музыкантов». Прямо с завода, не переодеваясь, музыканты быстро собрались на сцене.
В зрительный зал направились и французские гости. Там их приветствовали аплодисментами, исполнением гимнов. «Марсельезу» сменил «Интернационал».
[274]
Здесь как будто подул свежий ветер двух революций, скрепивший узами два великих народа. Французы растрогались ошеломительно торжественной встречей и ещё более от того, что коммунары приветливо рассаживали их на места между собой. Когда в зале воцарилась тишина, обратили внимание, что Эррио ещё не сел, безуспешно отыскивая для себя место в первом ряду. Оказалось, что наши кресла несоразмерны с его крупной фигурой. Тут же со сцены подали два стула и поставили рядом. Он благодарно поклонился догадливым музыкантам и сел.
Волченко поднял дирижёрскую палочку. Играли фрагменты из опер «Кармен», «Риголетто», «Евгений Онегин». Заключили певучим попурри музыкальных и песенных произведений украинской классики в обработке В.Т. Левшакова.
После каждого отрывка гости восторженно аплодировали. Заключительной части аплодировали стоя, кричали «браво». Музыкальное вступление оживило гостей, создало хорошее настроение. Они восторженно высказывали свои впечатления, поражаясь высокому исполнительскому мастерству, искусству юных музыкантов. Эдуард Эррио потрясал сжатыми ладонями над головой, выражая таким образом свои чувства и благодарность оркестру.
Далее гостям показали музей, где в документах, фотографиях и экспонатах представлена вся история и жизнь коммуны. Венчали выставку электросверлилка «ФД-1», электрошлифовалка «ФД-2» и самый юный – «ФЭД».
Наши фотографы Шура Гуляев и Лёня Глебов фотографировали гостей нашей маркой и давали ознакомиться с «ФЭДом» в работе. Гости попросили плёнку на память.
После осмотра цехов, где было немало удивлений, восклицаний и восторга, сверхнеожиданностью предстал чертёжный зал конструкторского бюро. Здесь вместе с инженерами работали дети, обыкновенные дети, которые их окружали и так приветливо сопровождали!
Под конец экскурсии, в дружеской с нами беседе, сопровождающий «Интуриста» поблагодарил за идеальную чистоту всюду, где они побывали, и за безукоризненное содержание... туалетов.
Что правда, то правда. Наши туалеты содержались безукоризненно. Коммунарская инструментовка поднялась до таких высот, что при жеребьёвке по распределению участков уборки отряды дрались за право уборки туалетов!
Всё же в торжественной обстановке встречи членов правительства Франции такое внимание интимным местам шокировало, и мы в неловкости притихли.
– Чего сникли, ребятки, – весело улыбнулся сопровождающий, – гордиться надо, это мнение Европы!
[275]
Гости собрались на площадку к машинам. Настало время прощаться. Две девчушки в газовых платьицах – Аня Красникова и Лида Иванова, с пышными бантами в причёсках, поднесли Эррио букеты чайных роз.
Девочки в лёгких нарядах с румяными счастливыми личиками сами напоминали букеты цветов. Эррио поднял их на руки и сказал:
– Я потрясён... Я видел сегодня настоящее чудо... чудо, в которое я бы никогда не поверил, если бы не увидел его собственными глазами. Я буду счастлив дожить до тех дней, когда в нашей прекрасной Франции будут такие прекрасные счастливые дети.
[276]