12 декабря1959 года.
Наступил 1915-ый год. Что-то Новый год принесет России и народу? Неотступно стоишь всегда при этой загадкой грядущего, будущего, силишься своим пытливым умом постигнуть неведомое, хоть сколько-нибудь предугадать. На фронте шумела война. Она всё яснее и настойчивее отзывалась и на жизни столицы. Нас с Раичкой среди дневных трудов отвлекал и доставлял радость малютка сын. Мы радовались и беспокоились, когда чем-либо заболеет.
Мать особенно напряженно чувствовала все изменения состояния его здоровья и роста. Память мне, кажется, ничего не сохранила, особенно за этот год. Ваня женился и поступил на работу в Петергоф. В конце мая нас приехала навестить моя мама сестрой Маней. Этот приезд был очень приятен. Мои родные посмотрели на наше житьё-бытьё, на столицу со всеми её красотами. Когда мама с сестрой уезжали, мы договорились так: я провожу Раичку с малюткой в слободу Котовую, Камышинского уезда, к её матери, а потом приеду уж один к нашему домашнему очагу, чтобы повидать и папу. Бывало, мы с Раичкой вдвоём совершали эти путешествия, а теперь, когда родился сын, пришлось разделиться. Малютку не рискнёшь возить по разным дорогам, тем более у нас вёрст 60 на лошадях. Летом 1915-го года, я, через Камышин по Волге до Самары, и до Раковки поехал один. Былого удовольствие и удовлетворение уже не было. Приятно всегда было дорого, как и в этот раз побыть в родном доме, повидать дорогих папу и маму. На милого брата Вани уж не было в этот раз, он жил со своей семьей в Петергофе и, видимо, приехать ему было нельзя. Была только сестра Маня. Сани со своей семьей тоже не было. Бродил я по нашим милым, излюбленным, красивым местам больше один.
На Соку нашей лодки уже не было, некому было на ней кататься, а поэтому её и не спускали на воду. Прежней юной, искрящейся, живой полноты жизни уже не чувствовалось. Вот она извечная истина: «Люди своим общением красят жизнь». Все было как будто прежнее: и природа была так же красива, и родная река также несла свои чистые и глубокие воды, и солнце светило и согревало своим теплом, и далеко расстилались также ласкающая взор равнина, а чувствовалось и переживалось не так безмятежно и радостно, как прежде. Углубившись в тихую чащу леса, пройдешься мимо озер, где мы с Ваней бродили рыбу. Выйдешь, на Сок, где была под ветлой стоянка нашей «Волны». Сколько было жизни, и яркой радости, животворного настроения, а теперь было пусто, одиноко. Когда мы путешествовали по родным местам с сестрой Маней, это грустное одиночество до некоторой степени разряжалось. Она была рада, что хоть Веня приехал навестить родной дом. В беседе с папой и мамой отводил свою душу. Какие это были милые, дорогие лица. Никогда не забудешь родной очаг. Но душа раздваивалась, надо было собираться к своей семье в обратный путь. Письма я писал и получал от Раички постоянно. С грустью меня, мои родные, как всегда проводили. В душевной грусти папы и мамы ясно чувствовалось это настроение, именно грусти, что их дети постепенно отошли от родного дома, завели свои семьи, и прежняя полнота бытия, радость этого бытия, когда они растили нас, жили нами, уже отошла в невозвратимое прошлое. Это чутко и я переживал в душе. Но прежнего уж возвратить не мог. И опять один я уезжал из родного дома. Прощай, милое, дорогое, юное прошлое!