Глава 6. Сколько верёвочке ни виться

Впрочем, дальновидные родители, которые жалеют своих детей и потому “престижную школу” довольно легко отличают от рэкетирской шарашки, уже забеспокоились. “Никогда не думала,— рассказывает мама из Вологды корреспонденту журнала “Директор школы”,— что в первом классе учиться так сложно. А для родителей ещё сложнее, чем для детей. Чего стоят одни рабочие тетради по естествознанию! Даётся задание, но нет никакого, хотя бы элементарного комментария, который бы прояснил, что же требуется от ученика (чего захотела,— тогда и “развития” не будет. — В.К.). Вот и приходится по каким-то признакам классифицировать хвосты животных, по каким-то уши и т.д. Сидишь и ломаешь голову: как их распознать? По пушистости? По длине? По окрасу? Чаще всего ничем не можешь помочь ребёнку”[1].

И ниже: ”Очевидно, так называемая развивающая школа надеется и рассчитывает, что осваивать школьную программу дети будут не только с помощью учителей, но и родителей. Вспоминается, как пришла прошлой осенью переговорить с учителями-предметниками и классным руководителем. Один советует — нужен репетитор! Другой — возьмите консультанта! Только учитель иностранного языка ничего не сказала, я с ней по-английски беседовала. Но всё же решение мне вынесли однозначное: без помощи специалистов не справиться. И дали их адреса. Вышла из школы и думаю: Боже мой! Где же столько денег найти? Но ничего, справились. На итоговом родительском собрании я услышала: ваш сын поразил всех успехами. Мы не приписываем заслуг только своей семье. Но какова реальная роль в этом учителя?[2] От себя добавлю: и в чём проявился развивающий эффект “развивающего обучения”, которым теперь намагничивают индукционную катушку вместо электрического тока?

Другая дальновидная мама, но не из Вологды, а из Великого Новгорода, ещё может шутить. Но вдумайтесь в её шутки — это же смех сквозь слёзы! На месте “научных психологов” я бы трижды провалился сквозь землю, но с них, как с гуся вода: “Дочь-первоклассница, придя из школы, с лукавой улыбкой сообщила: — Мамочка, нам опять задали написать реферат. Эти слова означали, что сегодня мне снова придётся делать с ней уроки.

Рефераты мы писали так: я отыскивала информацию в какой-нибудь детской энциклопедии, выбирала из статьи нужные фразы, составляла текст и набирала его на компьютере. Дочка добросовестно потом читала, и если на неё накатывало вдохновение, то наш опус украшался ещё и картинкой.

— О чём будем писать сегодня? — О происхождении человека. “Потрясающе,— подумала я.— Уместить на страничке машинописного текста теорию Дарвина, да ещё доступным для детей языком! Тут надо талантом Льва Толстого обладать!” Я в растерянности застыла перед книжной полкой.

— Мама, зачем тебе какая-то теория какого-то Дарвина? У нас же есть Детская Библия! Вот смотри, здесь всё написано: как Бог создал Адама, потом из ребра его — Еву, как они съели яблоко... Ты это быстренько перепечатай, а я картинку нарисую.

От изумления я не могла вымолвить ни слова: конечно, мы с ней читали Детскую Библию, но я-то была уверена, что ребёнок воспринимает её как сказку. И в голову пришла хулиганская мысль: проверить, как отнесутся к этой версии происхождения человека в нашей школе...

На следующий день я с нетерпением ждала прихода дочери. — Сашуня, меня в школу не вызывают?— осторожно спрашиваю её. — Зачем? Я хорошо себя вела! — А что ты получила за реферат? — Пятёрку!

По какому критерию оценивала учительница нашу работу, так и осталось для меня загадкой. Интересно, как моя дочь будет излагать теорию происхождения человека, изучая биологию в десятом классе?”[3]

Мама первоклашки,— как она пишет,— которая живёт в селе Глафировка Краснодарского края, откликнулась на мою недавнюю статью в “Труде” (“А у меня портфель в руке с огромной двойкой в дневнике”). Моё предложение разрешить детям выбирать учебные предметы она считает ошибочным и упрекает меня в том, что я недооцениваю развивающей роли математики, физики, химии, а потому их надо сохранить в школьной программе. Но что удивляет и радует: возражая мне и упрекая в непонимании простых вещей, она пишет: “Ведь система образования у нас начинается не с детей (!), а с тех, кто готовит педагогов, которых порой и близко-то нельзя подпускать к детям”[4].

Не отвергая “государственного образовательного стандарта” по форме, она его не принимает по существу: “Очень важно, мне кажется, разделить детей по логическому типу мышления и образному, и по этому принципу формировать классы”[5].

Ну прямо Коменский, Локк, Песталоцци, Дистервег, Ушинский и Макаренко в одном лице.

Концовка же впечатляет больше всего: “Простите за, может быть, сумбурное письмо. Но оно — выстрадано. У меня сын первоклашка, учится по трёхлетней несуразной программе. Кто её придумал, давно уже должен бы покаяться перед учениками и их родителями”[6].

Дорогая мама первоклашки, спасибо вам великое за такую критику моей публикации. О более искренней, страстной и очевидной поддержке моих взглядов я мог только мечтать.

Когда я был студентом Орехово-Зуевского педагогического института и по первоисточникам изучал педагогику (у Д.Б. Эльконина и у В.В. Давыдова тогда и в помине не было никакого “развивающего обучения”), моё внимание привлекло мнение сверхдальновидных родителей из города Кёнигсберга. Мнение, которое было высказано... в 1816 году! Восьмилетний сын этих родителей ходил в первый класс суперпрестижной школы, которую открыл и в которой преподавал не какой-нибудь охотник за баксами или “инноватор”, а сам Иоганн-Фридрих Гербарт (1776-1841), выдающийся немецкий философ, педагог и психолог. В 1809 г. он по приглашению ректората местного университета переехал из Гёттингена в Кёнигсберг, чтобы принять кафедру философии, которой до него заведовал Иммануил Кант (1724-1804).

Школа была открыта при университетской педагогической семинарии, которую он же, Гербарт, немного раньше учредил при поддержке  министра народного образования Пруссии и основателя Берлинского университета Вильгельма Гумбольдта (1767-1835). И в семинарии и в школе Гербарт намеревался апробировать свою педагогическую и психологическую теорию, которую он изложил в капитальной монографии “Общая педагогика, выведенная из целей воспитания” (1806 г.). Однако, “апробация” не удалась — помешала “толща предрассудков и предвзятых мнений” — и Гербарт быстро охладел к ней.

Описывая трудности, с которыми Гербарт столкнулся при “апробации”, один из его учеников и оставил нам чрезвычайно, на мой взгляд, важное свидетельство о самом большом, неодолимом “предрассудке”:

“Родители одного восьмилетнего мальчика,— пишет ученик Гербарта,— поместившие его в школу при семинарии, были поражены тем, что сын их не занимался механическим чтением, чистописанием, и зазубриванием, но говорил о совершенно “неслыханных” вещах: о том, как им учитель объяснял, что такое существительное, прилагательное и т.д., как река направляет своё течение в зависимости от гор и наклона местности. Они не могли понять, какая польза в том, чтобы так рано знакомить мальчика с делами и страданиями людей, с простейшими отношениями между ними и т.д., так как всё равно у него в своё время откроются глаза на всё это. Когда мальчик стал говорить об окружностях и стал оценивать прямизну дверных и оконных углов, то они совсем возмутились...”[7].

С вашего позволения, уважаемый читатель, я это родительское свидетельство присовокуплю к свидетельствам мамы из Вологды, мамы из Великого Новгорода и мамы из села Глафировка. По-моему, между этими четырьмя свидетельствами нет никакой разницы. Заодно будем знать и кого следует величать “отцом” “развивающего обучения”, а то кое-кто собирался требовать алименты с В.В. Давыдова[8].

А, может, зря это я — всех “научных психологов” под одну гребёнку? По некоторым признакам и среди них обозначились “разброд и шатание”. Сужу по информации, которую предала гласности газета “Известия” в июле этого года. Источник информации более чем надёжный — учительница начальных классов столичного Центра образования № 109 Марина Аромштам. 10 лет она в своём классе начинала обучение детей с 4-х лет, готовя их таким образом к поступлению в 1-й класс “престижной школы”. Ей и слово: “Так вот, даже в нашей благополучной школе, даже в моём абсолютно благополучном классе, где обучение малышей происходило в игровой форме, нет совершенно здоровых детей. Кому-то “ставят” невроз (причём серьёзный — невроз навязчивых движений). Кто-то до сих пор писается, у кого-то истерики, кто-то (в третьем классе!) палец сосёт...”.

А дальше не в бровь, а в глаз: “... у нас как грибы растут центры медико-психологической помощи, куда родители, дрессировавшие своих малышей для поступления в престижные школы, приводят подросших школьников с неврозами, ночными страхами, энурезами. Приводят мальчиков, “незапланировано” ругающихся матом, хотя с детства их учили двум языкам. И там их лечат... игрой.  Возвращают то, что они недополучили в детстве”[9].

Даже одной этой информации достаточно, чтобы против взломщиков — медвежатников, вскрывающих родительские “сейфы” с баксами при помощи “развивающего обучения” и других чудес “научной психологии” (“приобретение способностей”, их “формирование”, “новообразование” и “развитие”), можно начинать уголовное преследование сразу по нескольким статьям УК РФ: “Злостное нарушение Конвенции о правах ребёнка (право на здоровье)”, “должностное преступление” (использование специальных методик для инвалидизации и люмпенизации подрастающих поколений), “мошенничество с отягчающими последствиями”, “дискредитация звания учёного” и “нанесение несмываемого позора российской науке в глазах всего мира”.

Дополнение от Адольфа Дистервега (1790-1866), гениального классика научной педагогики и научной психологии: “Развитию и образованию человека может быть нанесён непоправимый вред, если мы его слишком рано введём в область абстрактного мышления, отстраним от чувственного восприятия действительности. В этом случае человеку предлагают, вместо пищи природосообразной, обильной, питательной и поддерживающей бодрость духа, пищу искусственную, неудобоваримую, тяжёлую. Последняя претит здоровому детскому уму и в состоянии внушить ему только отвращение и страх к школьной учёбе и всем школьным мучениям.

Кто обучался по-старинному, тот, без сомнения, с ужасом вспоминает о своих школьных страданиях, о бесконечных муках, которым он подвергался, вынужденный довольствоваться пустой скорлупой, шелухой в то время, как его постоянная и вполне законная жажда живого, непосредственно оставалась неудовлетворённой. В этом кроются причины иссушающей и изнуряющей скуки детей, сидящих на деревянных скамьях в классе со спёртым воздухом; абстрактное школьное обучение повинно в умственном и физическом истощении здоровых детей. Оно порождает упрямство, леность, козни и шалости, которыми хотят досадить школьным педантам, а также безнравственные поступки всякого рода, ложь и обман. Это абстрактное обучение приводит к нравственному и физическому падению многих несчастных детей, вплоть до усвоения ими таких привычек, как онанизм, который незнаком даже беспризорным детям пастухов, но невольно возникает на школьных скамьях, где здоровый ребёнок может сам себя соблазнить.

Отсюда же проистекает в дальнейшем равнодушное отношение к самым интересным жизненным явлениям, преклонение перед мёртвыми формулами и заученными положениями, которые противоречат здравому смыслу; отсюда же склонность к уединению и меланхолии. Одним словом, в этом причина, что среди нас имеются опустошённые формалисты и педанты и так мало юношей и молодых людей, которые способны полноценно пользоваться жизнью.

Если бы мне только удалось, как бы мне этого хотелось, на самом деле убедить воспитателей юношества в том, какой исключительный вред приносит в раннем возрасте пустое, бессодержательное словесное обучение, пустословие, вдалбливание отвлечённых правил и формул, я, как мне кажется, мог бы этим оказать учителям, так же как и всему юному поколению их учеников, действительно неоценимую услугу”[10].

И вот ещё. Вам, уважаемый читатель, не показалось странным, что мама из Вологды и мама из Великого Новгорода по-кладбищенски спокойно относятся, может быть, к самому вопиющему и безобразному явлению в их отношениях со школой? Что они не протестуют, не ропщут, не сетуют, не ходят перед школой с плакатами и лозунгами? По поводу чего? Вот и вы, уважаемый читатель, тоже привыкли и считаете нормальным, что родители у нас не простые, а крепостные. Они же дома все 10-11 лет безропотно ишачат на школу: готовят к поступлению в ... первый класс (!), решают задачи, пишут сочинения, проводят экскурсии, проверяют тетрадки, устраивают всевозможные “развивающие игры”, как должное воспринимают грозные запросы учителей: “Почему не работаете над ошибками?!”, “Сколько можно напоминать, что ребёнок медленно (!) читает?!”, “Когда вы научите своего сына не залезать за поля и не писать как курица лапой?!”. И попробуйте эти команды не выполнить. Ребёнку житья не будет: замучают придирками, завалят “двойками”, доведут до такого срыва, что клади в больницу.

Что это? Вклад в “развивающее обучение” или дикий произвол самодуров, вообразивших, что дети — это чеченские заложники, за которых школа вправе требовать выкуп? Я много беседовал с родителями. И когда разговор доходил до этого пункта, как правило, слышал совершенно неожиданное: “Да вы войдите в их положение. Им такие спускают программы, что на уроке и половины не сделаешь.” Крепостные защищают крепостников, рабы заступаются за рабовладельцев — Во, блин, ситуация!

С учителями встречаюсь каждый день.

— Почему не жалуетесь? Почему не берёте за грудки директора, комитет по образованию, министра, наконец?

— Да вы с ума сошли. Зааттестуют и выгонят с работы. Хоть сама сдохни у доски, хоть ребёнка доведи до ручки математикой, а “государственный образовательный стандарт” выполняй. Вот и приходится брать “заложников”, как вы говорите.

— Так вы же всех обманываете, когда рапортуете об успехах, и сочинение, которое написала мама, выдаёте за показатель “намагниченности” ребёнка. Неужели не стыдно? А ребёнку зачем такая игра? Он же у вас прохиндеем и циником вырастет.

— Об этом в ваших статьях читали. Согласны с каждым словом. Но вам-то, профессору, кто-нибудь сверху ответил? А чего же вы от нас хотите? Врали всегда. Врём сегодня. И завтра придётся врать, потому что мы — Россия. У нас и поговорка, какой нигде больше не услышишь — не обманешь — не продашь. А за детей не беспокойтесь. Они тоже не лыком шиты! Раз все кругом врут, значит нужно для выживания.

После одного из таких диалогов меня осенило. В самом деле, как, собственно, могут выжить наркомпросовские чиновники и педагогические академики, если Бог недодал ума и если занимаются делом, которого не знают? Можно было бы посочувствовать, как крепостные родители сочувствуют учителям, но почему-то не хочется. Может, много зла на них накопилось?